Выбрав единство, Мандела сделал нетривиальный шаг, имевший целью показать белым, что он – не президент черного клана, а президент нации, состоящей из черных и белых. В ЮАР давно существовала белая команда регбистов "Спрингбокс", к которой черные относились примерно так же, как советские диссиденты относились к Карпову во время его матчей с Корчным и Каспаровым – как к представителю враждебного строя, и так же болели за ее поражение, как болели за чешскую хоккейную сборную несогласные с линией партии после советской оккупации Чехословакии в 1968 г. Естественно, что первым желанием новых, черных руководителей спорткомитета ЮАР было если не упразднение, то хотя бы переименование ненавистной команды. Мандела не только воспротивился этому акту, но и стал открыто протежировать "спрингбоксеров", имея в виду их участие в предстоящем чемпионате мира, который впервые было намечено провести в Южно-Африканской Республике. Благодаря его имиджмейкерскому таланту и спортивно-тренерским усилиям капитана команды Франсуа Пиенара "Спрингбокс" выиграла этот чемпионат, победив в финале сборную Новой Зеландии. Все это подробно описано в вышедшей в 2008 г. книге Джона Карлина "Игра, которая создала нацию" (название
перекликается со знаменитым
Рождением нации Д.У.Гриффита), права на экранизацию которой еще до ее написания купил хорошо знакомый с Манделой
Морган Фримен, предложивший другому своему хорошему знакомому, Клинту Иствуду, поставить по ней фильм. Проблемы выбора исполнителя главной роли не возникло, поскольку сам Мандела, отвечая на вопрос, кто бы мог его сыграть, сказал, что не видит в этой роли никого, кроме Фримена, и тот же ответ дали бы кинозрители всего мира, кроме, разумеется, тех, кто назвал бы Эдди Мерфи. Что касается роли Пиенара, то ее, помимо
Мэтта Деймона, с равным успехом можно было поручить еще десятку голливудских актеров, в том числе его давнему другу Бену Эффлеку, своей статью даже больше похожему на регбиста.
Иствуд предложение принял, и нетрудно предположить, почему. Во-первых, из-за сходства политических ситуаций в ЮАР в 90-е годы ХХ века и США в 60-е годы того же столетия, когда черное население во главе с Мартином Лютером Кингом вступило в массовую борьбу за гражданские права. Во-вторых, потому, что президентом США в 2009 г. впервые в истории стал черный гражданин, и представился случай показать ему и американской нации достойный образец поведения. И в-третьих, потому, что самому Иствуду могло показаться интересным эдаким вот образом ответить Спайку Ли, упрекнувшему его в высокомерии к черным ("Клинт, мы не на плантации") на том основании, что в
Письмах с Иводзимы не отражена роль черных американцев во Второй мировой войне.
Надо сказать, что со своей задачей Иствуд и Фримен справились на "хорошо", если не на "отлично". Лаконично обрисовав начальное положение дел в стране – частью на словах, частью в коротких сценах, где показано расовое напряжение, они сосредоточили внимание на том, что можно назвать тактикой Манделы, через которую раскрывается человеческий облик лидера нации. Раскрывается подобно тому, как в другом фильме Джоном Фордом и
Генри Фондой эксплицируется образ другого лидера -
Авраама Линкольна. Фримен подчеркивает доминантные качества своего героя – мудрость, внимательность и терпимость, позволяющие ему быть вождем нового, неавторитарного типа, который в современной политике оказывается более эффективным, чем вождь с чертами фюрера, выискивающий врагов и этим сплачивающий "своих". Хотя после почти 30 проведенных в тюрьме лет легко было выйти из нее озлобленным мстителем, наверстывающим упущенное время. И мы видим, как на протяжении физического года и двух часов внутреннего времени фильма тактика Манделы понемногу приносит свои плоды: сближаются черные и белые из его окружения, белых регбистов начинают узнавать и признавать черные мальчишки, а команда осознает свою объединительную миссию - и этот небывалый подъем духа позволяет вечным аутсайдерам стать чемпионами мира на стадионе, где черные и белые, увидев вышедшего на поле с кубком президента страны, стоя скандируют: "Мандела! Мандела! Мандела!" И в эту минуту даже многое видавший на экране критик, заранее представляющий себе все повороты классической сюжетной схемы, вряд ли удержится от того, чтобы мысленно подняться и так же мысленно прокричать: "Мандела! Иствуд! Фримен!"