|
|
20 февраля 2009
Ян Левченко
 На DVD в России вышел фильм-парабола, блистательно имитирующий подведение итогов кинематографической карьеры автора и остроумно отсылающий к самому ее началу. Речь идет о Фальшивке Орсона Уэллса.
Название F for Fake переводили и как Подделка, и как Обманка. Наиболее адекватный перевод – Ф вместо Фальшивки. Учитывая разнообразие семантики предлогов в английском языке, возникает соблазн "выправить" перевод и заменить "вместо" на "как", что незаметно и существенно скорректирует смысл. Ведь "фальшивка" – она всегда "вместо чего-то", это своего рода вечное местоимение, неопределенно и выжидательно заменяющее имя существительное. Переводчики недавнего фильма V for Vendetta братьев Вачовски, скорее всего, понятия не имели, к чему отсылает это название. А может, переводчики как раз знали, да прокатчики возмутились – до аллюзий ли тут, когда народу нужно внятно разъяснить: "В значит Вендетта"...
Когда говоришь о таких экспериментах в истории искусства, действуешь осторожно, с оглядкой. Попасть в комнату с зеркальными стенами, где твое тело теряется в отражениях и больше не претендует на подлинность. Купить фальшивый бриллиант за фальшивые деньги и затем получить за него "куклу" с единственной купюрой поверх увесистой пачки. В обоих измерениях – материальном и нематериальном – иметь дело с фальшивкой утомительно и бесперспективно. Искусство часто строится на фальсификации, но автор, играющий в такую игру с аудиторией, либо ограничивается единичным указанием на эффект, либо уже идет до конца, превращаясь в профессионального фальсификатора, по которому плачет пенитенциарная система. Уэллсу удалось избежать этих традиционных позиций. Разве что в жертву эксперименту пришлось принести свою карьеру. Но может, оно того и стоило.
В фильме он выступает своеобразным ведущим – грузным обаятельным Мефистофелем, рассказывающим биографию известного фальсификатора Эльмира де Хори – гениального венгра, подделывавшего "неизвестные" работы известных модных мастеров – Матисса, Пикассо и т. д. Хори жил на Ибице и слыл местной достопримечательностью, повторяя в деталях ненаписанную биографию маститого художника. Вот он встречается с местной интеллигенцией в уютном ресторанчике, вот принимает съемочную группу у себя дома. Он знаменитость, вальяжный хозяин небогатого, но богемного дома, весь ритм которого подчинен искусству. В то же время, напрямую заявлено, что перед нами – потенциальный уголовник. Одна из его подруг и поклонниц восторженно говорит: "Фальшивки не хуже оригинала. На них всегда будет спрос. То есть чем больше, тем лучше. Побольше бы таких художников, как ты!"
Сам Эльмир де Хори считает, что обвинения в его адрес – результат приверженности отжившим ценностям. Рассуждает он так: "Матисс все время сомневался. Я пишу гораздо увереннее. Хотел бы я посмотреть хотя бы на одного искусствоведа, который отличит картину Матисса от моей! Ценность зависит от мнений. Мнения высказывают эксперты.
Одно слово эксперта – и эта картина, которую сейчас сожгут, будет продана за пару сотен тысяч долларов". Действие происходит в 1973 году, так что Матисс еще не стоит втрое дороже. Но и по тем временам речь идет об очень серьезных суммах. Хори с легкой полуулыбкой сжигает только что написанное полотно. Ведь можно написать еще. Это не трудно. Конечно, немного жаль материала и красок, но ради фильма можно пойти на такие издержки...
Второй по значимости (хотя кто его знает) персонаж фильма – это журналист Клиффорд Ирвинг, заявленный как биограф Эльмира де Хори (два года назад про него был снят фильм "Фальсификатор" с Ричардом Гиром). В реальности, границы которой по милости Уэллса размываются до неразличимости, Ирвинг написал книгу о Хори, в фильме этого не происходит. Его разоблачение – тоже фальшивка. Уэллс упивается эффектом, тут же о нем и рассказывая и под конец переходит к изложению совсем уж фантастической истории о том, как некой юной особе удалось охмурить Пикассо, заставить написать 22 своих портрета и затем упорхнуть, забрав шедевры с собой. Все, кто знали Пикассо, были в недоумении: "Пабло выжмет деньги из любого, кто попадется ему под руку. Как он мог отдать ей целое состояние?" Монтаж нескольких статичных изображений Пикассо, данных с разным приближением, и динамических кадров с живой актрисой создает полное впечатление добротной телепередачи из цикла "потаенная любовь гения". В конце Уэллс разводит руками и признается: "Все, что я рассказывал вам последние пятнадцать минут – гнусная ложь. Я бессовестно лгал вам. Но зато все время до этого я говорил правду".
Верить или не верить Уэллсу – вопрос некорректный. Он предъявил зрителю саморазоблачительный жест, иллюстрирующий парадокс лжеца. "Я лгу" – невозможное признание. Двигаться в этом направлении невозможно. Как известно, Уэллс начинал карьеру на радио. Постановка романа "Война миров", принадлежащего перу его дальнего родственника, ввергла Америку в панику – Уэллс повернул дело так, как будто чтение книги прерывается внеочередным выпуском новостей, где сообщается о реальном нападении марсиан на землю. Стоит ли говорить, что этот эпизод отражен в фильме? Ведь это – якобы завершение карьеры, подведение итогов. О Гражланине Кейне, напротив, ни слова. Уже в 1973 году в США не нашлось бы человека из кинематографических кругов, который бы ни восхищался Уэллсом и его скандальными разоблачениями Говарда Хьюза. Кстати, пресловутый мистер Ирвинг тоже писал биографию магната. Как раз ее он, в отличие от биографии Хори, сфальсифицировал. Еще ловушка, еще усмешка... После Фальшивки Уэллса ждут еще два фильма и двенадцать лет жизни, украшенные, в том числе, "Оскаром" за совокупность заслуг. Давать за что-то конкретное побоялись. Вдруг, думают, опять наврал.
В качестве постскриптума к этому открытому финалу я хочу сделать уточнение личного характера, касающееся Вендетты братьев Вачовски. Герой этой антиутопии, в основе которой лежат ретро-футуристические комиксы Алана Мура, скрывается под маской Гая Фокса – одного из первых террористов современного типа, намеревавшегося в 1605 году взорвать британский парламент (так наз. "пороховой заговор"). Человек в маске – тоже террорист, объявивший войну государству. Он, как Зорро, оставляет на месте своих деяний, знак V. Это и есть его имя. Кто он такой на самом деле, никто не знает. Чего добивается – тоже. Все, что он говорит, тотчас же переворачивается, склоняется в любую сторону. Можно было бы предположить, что своей аллюзией на Уэллса создатели Матрицы хотят подчеркнуть насквозь фальшивую сущность международного терроризма. Когда-то я писал о том, что это прямолинейное кино и, судя по всему, был не прав. Мне не пришло в голову, что отсылка к Уэллсу означает, что и само это произведение в фильмографии режиссеров претендует на место изящной фальшивки, отрабатывающей штампы политических антиутопий с той же легкостью, с какой Матрицы несли в массы свои простые и цепкие откровения. Вендетта, как Фальшивка Уэллса, не несет ничего. Она мстит нам за доверчивость и склонность доверять очевидному.
|
|
|