Есть известные трудности с тем, чтобы говорить о фильме Микеланджело Фраммартино
Четырежды, будто он выходит в прокат. Формально, конечно, так и есть, но подобным произведениям в кинотеатре делать нечего. Для них нужны специальные места.
Микеланджело – подходящее имя для художника.
Антониони и даже, в конце концов, Буонаротти – прекрасная компания. В визуальном отношении
Четырежды решен практически идеально, то есть отрешенно и умеренно. Это вовсе не открыточные красоты Италии, утомительно безликие в своей рекламной бессодержательности. Интерьеры и пейзажи фильма больше всего напоминают остаточное пространство ренессансного портрета – то, что окружает модель в аскетически обставленной комнате, что видно за ее спиной в окне, этом обязательном присутствии внезапно распахнувшегося мира. За спиной Джоконды, четы торговца Ханса Тухера и Святого Луки, рисующего Богоматерь, мы различаем достаточно разреженный пейзаж, который, даже будучи заполнен объектами, оставляет впечатление пустоши. Это все оттого, что зрителю надлежит напрячь зрение и настроиться на детали. Коих должно быть не много, но – достаточно.
Четыре связанных между собой истории, в которых на камеру не сказано ни одного слова, представляют собой ритуальную коммуникацию в картинках.
Фраммартино снял нечто, напоминающее этнографическое кино, лишенное комментария, но зато включенное в структуру ритуала. Никаких идей тут нет. Есть ритм и немудрящая констатация его жизненной необходимости.
