Первый игровой фильм известного кинодокументалиста
Сергея Лозницы, собравший множество фестивальных призов, хорошо укладывается в формулу, вынесенную в заголовок. Но, поскольку внешних атрибутов сказочной эстетики на экране нет, одни воспринимают
Счастье мое как самое что ни на есть правдивое изображение российской глубинки, другие – как "взрослый" слэшер, замешанный на кровавой хронике телеканала НТВ.
Фильм начинается с угрожающего пролога, в котором чье-то тело бросают в засыпаемую бульдозером яму. Кого и почему зарыли, останется неизвестным, и это, если подумать, задним числом определяет конвенцию картины, точнее, тип предкамерной реальности: гиблое место, где с человеком может случиться все, и концов не найти.
Еще один такой дорожный знак-детерминант – странный дед, обнаруженный героем-шофером в своей кабине, ни с того ни с сего расскажет ему историю молодого лейтенанта из 1945 года и на полфильма выпадет из повествования. Дед, как станет ясно через некоторое время, послужил предсказателем – то, что случилось там и тогда, повторится здесь и сейчас, когда шофера, как тогдашнего лейтенантика, зазовут выпить и ограбят. Тогда – военный патруль, теперь – вышедшие из темноты и тумана мужички-упыри.
Фильм будто движется по незримой границе между былью и небылью. Могли "свои" обчистить возращающегося из Германии с трофеями офицера? Конечно, могли. Но вряд ли так открыто, как показано у Лозницы. Могли лихие люди грабануть грузовик, остановившийся в уединенном месте? Запросто. Но откуда они взялись в темное время, вдалеке от жилья и как раз там, где встал дальнобойщик, без нужды (пробка – резон недостаточный) свернувший с магистрали на неизвестную окольную дорогу?
