| |
|
|
|
Ян Левченко
Апгрейд небесного тихохода ("Черная молния" и светлая ностальгия)
18 января 2010, 17-20
 Тимур Бекмамбетов снова в дозоре! Соблазны Голливуда и табун тамошних сценаристов, в муках родивших Особо опасен, оказались слабее Сергея Лукьяненко и его героико-патриотического фэнтези. Самый технологичный режиссер постсоветского кино вернулся к самогонному аппарату, из которого все никак не закапает чистый отечественный блокбастер. Вернулся, в который раз обогащенный опытом упругих и предельно простых американских историй, но истосковавшийся по великому советскому прошлому и такому неказистому, но родному российскому настоящему. Черная молния мало что говорит о нас и не вызывает восторгов публики (второе место после Аватара по итогам зимних каникул ни о чем принципиально не говорит). Зато довольно много говорит о содержимом нашего бессознательного и о тоске последнего целиком советского поколения, к которому принадлежит Бекмамбетов.
Возможны варианты, однако чуть ли не впервые словосочетание "черная молния" можно встретить у классика пролетарской литературы Алексея Максимовича Горького. Главный герой фильма, учитывая его возраст, может и не подозревать о существовании "Песни о буревестнике" (1901), но Тимур Нуруахитович Бекмамбетов, родившийся через каких-то 60 лет после ее написания, безусловно, учил ее наизусть в общеобразовательной школе. Если коротко, то речь там идет о черной птице, которая кричит от радости в преддверии шторма, тогда как чайки "стонут", гагары "тоже стонут" и пугаются, а пингвин и вовсе прячется в утесы, будучи "глупым" и "жирным". Таким образом, буревестник один как-то странно радуется непогоде. С ним солидаризуется автор, который бы и сам взлетел, будь у него такая возможность. Но пока ее нет, и надо признать, что только тучи слышат в крике птицы уверенность в победе – остальным не до нее. В школе говорили, что Горький так боролся с царизмом, который тогда был и. о. мирового зла.
Читать далее
|
|
|
|
|
|
