|
|
18 января 2010
Ян Левченко
 Тимур Бекмамбетов снова в дозоре! Соблазны Голливуда и табун тамошних сценаристов, в муках родивших Особо опасен, оказались слабее Сергея Лукьяненко и его героико-патриотического фэнтези. Самый технологичный режиссер постсоветского кино вернулся к самогонному аппарату, из которого все никак не закапает чистый отечественный блокбастер. Вернулся, в который раз обогащенный опытом упругих и предельно простых американских историй, но истосковавшийся по великому советскому прошлому и такому неказистому, но родному российскому настоящему. Черная молния мало что говорит о нас и не вызывает восторгов публики (второе место после Аватара по итогам зимних каникул ни о чем принципиально не говорит). Зато довольно много говорит о содержимом нашего бессознательного и о тоске последнего целиком советского поколения, к которому принадлежит Бекмамбетов.
Возможны варианты, однако чуть ли не впервые словосочетание "черная молния" можно встретить у классика пролетарской литературы Алексея Максимовича Горького. Главный герой фильма, учитывая его возраст, может и не подозревать о существовании "Песни о буревестнике" (1901), но Тимур Нуруахитович Бекмамбетов, родившийся через каких-то 60 лет после ее написания, безусловно, учил ее наизусть в общеобразовательной школе. Если коротко, то речь там идет о черной птице, которая кричит от радости в преддверии шторма, тогда как чайки "стонут", гагары "тоже стонут" и пугаются, а пингвин и вовсе прячется в утесы, будучи "глупым" и "жирным". Таким образом, буревестник один как-то странно радуется непогоде. С ним солидаризуется автор, который бы и сам взлетел, будь у него такая возможность. Но пока ее нет, и надо признать, что только тучи слышат в крике птицы уверенность в победе – остальным не до нее. В школе говорили, что Горький так боролся с царизмом, который тогда был и. о. мирового зла.
В фильме Черная Молния именно журналисты – в основной своей массе люди от 30 до 50, в той или иной мере заставшие советскую школу, – придумывают этот эпитет применительно к загадочной машине, на которой главный герой вторгается в московскую жизнь и становится эффективной альтернативой МЧС. При этом студент МГУ Дима Майков был и остался простым парнем. Он влюблен в милую и банальную однокурсницу Настю из Нижнего Новгорода. Он конкурирует с умеренно мордатым, чуть гротескно неприятным однокурсником Максом на белом "Мерседесе". Его внешняя жизнь вписана в московскую обыденность так, что ничего не торчит наружу – в этом заслуга сценаристов и, в особенности, чуткого продюсера, ибо ни с актерской, ни, тем более, режиссерской подачи в фильме не происходит ничего. В отличие от стихотворения Горького, Черная молния начала XXI века не возвещает бурю, а предупреждает ее – в этом забавная и поучительная ирония, бессознательный игровой перевертыш. Концептуализм тут даже за углом не курит, и, тем не менее, у создателей получился мощный трансформатор образов. Главным образом, советских.
По сравнению со своим старшим братом по жанру Антоном Городецким, не вытянувшим миссию избранника, герой Черной молнии значительно моложе, чище и целостнее. Не испорчен он и лишней интеллигентской рефлексией, не отягощен посторонними идеями и чувствами. Это не выдающаяся личность, а типаж, лицо из толпы (которая в последние годы тоже кажется моложе и симпатичнее, как будто ее заламинировали, что ли). Здесь Бекмамбетов корректно следует зарубежному образцу. В комиксах о супергерое чудесное превращение должен претерпевать самый обыкновенный человек. "Демократия – это равенство возможностей на старте", "дальше все зависит от тебя" и далее по желанию. Идеология не просто окрашивает, но структурирует жанровый канон. Не покидая этих рамок и сохраняя в неприкосновенности моральное послание комикса о супергерое, Бекмамбетов и его товарищи заставляют последнего обнаружить свое прямое родство с полузабытой советской этикой – коллективизм, взаимовыручка, анонимность героя как следствие всеобщей готовности к подвигу. Как в стихотворении Самуила Маршака "Рассказ о неизвестном герое" (1937): "Многие парни Плечисты и крепки, Многие носят Футболки и кепки. Много в столице Таких же Значков. К славному подвигу Каждый Готов!" Велика ли нужда, что вместо значка ГТО теперь висит какой-нибудь гаджет?
Поначалу Дима ведет себя, как среднестатистический современный юноша. Ему нужны деньги, чтобы ухаживать за девушкой, отец как раз подарил отстойную машину ГАЗ-21, надо вертеться – к примеру, развозить цветы. Кстати, касательно "отстоя". Бекмамбетов тонко подчеркнул, что винтаж всегда будет слегка недопонят – и тем ценен. Толстобокая "Волга", похожая на "Крайслер" времен Джеймса Дина, материализует связь времен, влетает в кадр, как привет космической романтике ранних шестидесятых, откуда случайно выпадает звуковое письмо на гибкой пластинке – прикостровая песенка под гитару, написанная влюбленным физиком. Дима не знает, что отец нашел машину, расчищая стройплощадку под очередной объект "Москва-сити". Что именно эту машину как созданный в 1960-е годы опытный носитель нанокатализатора ищет хищный олигарх Купцов, читающий в МГУ циничные лекции о путях достижения успеха и мечтающий достать из-под Москвы алмазы, не поступившись опасностью отправить в бездну целый город. Не знает Дима и того, что любовный треугольник, который он разыгрывает с Максимом и Настей, нужен для того, чтобы, наконец, реализовать мечту, которой когда-то помешал другой любовный треугольник. Двое физиков не поделили девушку-коллегу, пока втроем разрабатывали пресловутый чудо-прибор в секретной лаборатории. В итоге один из них, менее успешный и менее талантливый, сделал так, что прибор не сработал, рабочую группу распустили, более успешный уехал за Нобелевкой за границу, а девушка осталась. Но катализатор на самом деле получился, советская наука в очередной раз оказалась жертвой человеческого фактора, а счастливый Дима взмыл над Москвой на летающей машине, минуя пробки, чтобы сделать серьезные деньги. Мелко! Смерть отца переворачивает этот убогий постсоветский мир, проникнутый наивным стяжательством.
Отца убивает уличный карманник – это не единственная, а потому не очень заметная и, по сути, безобидная натяжка. Важнее акцент на судьбоносной роли этого события. Больше ничего, наверное, и не может повлиять на непробиваемую молодость, отравленную простым уравнением денег и счастья. Смерть – это катализатор перерождения, которому не нужна приставка "нано". Смерть заставляет вспомнить об идеалах – вплоть до комиссаров в пыльных шлемах. И сверхъестественная машина – тоже лишь инструмент, волшебная капсула, внутри которой сидит не Паук, не Супермен и не Железный Человек, иногда откликающийся на "Терминатора", а просто Дима. В этом смысле он куда больше похож на героя трилогии "Назад в будущее" Боба Земекиса. У того парня тоже только два помощника – концепт-кар "De Lorean DMC 12" и голова на плечах. Добрые дела, которые совершает Дима, имеют надындивидуальный характер. Жажда мести за отца, боль от потери, тревога за близких – все это чувства чисто человеческие, если не сериальные. "Супергерой" рождается в преодолении сериальной этики, вызывая у зрителя недоумение и защитный смех (мало спецэффектов, перебор со старичьем). Зритель согласно тоскует по приснопамятному "застою", но слабо ориентируется в девальвированных советских ценностях. У Бекмамбетова нет установки на их реанимацию, но есть желание разобраться в том, что нас объединяет. И это, наверное, его самое важное послание.
А зло – ну что зло… Постепенное исчезновение биполярного мира сделало его образ более глобальным и универсальным. Хохочущий Виктор Вержбицкий в роли актуального негодяя от сырьевого бизнеса не выглядит искусственно. И это значит, что мы хотя бы в этом отношении стали ближе цивилизованному миру. Может, гордиться тут и нечем, но из песни слов уже не выкинешь. Если же кому-то не понравился продакт плейсмент, которого здесь не то чтобы дико много и который довольно смешной, я бы рекомендовал следить за линией алкаша в исполнении незаменимого Михаила Ефремова – это тоже своеобразное, по-своему гениальное перерождение. Главное, что не очень заметное.
Трейлер фильма Черная молния, реж. Тимур Бекмамбетов
|
|
|