Ввиду ужасающей пропасти между российским авторским и коммерческим кино появление фильма Авдотьи Смирновой подтверждает, что и у нас возможен мейнстрим, т.е. качественное кино, которое развлекает, не забывая, что у человека есть и умственный аппарат. Два дня - в меру смешное, в меру изобретательное, в меру чувствительное и неглупое кино, сделанное в той же степени по любви, сколько и по расчету.

Расчет, очевидно, был многосторонний - на "классовый" конфликт, на любовную линию, соединяющую представителей совсем разных классов, на остроумные диалоги вкупе с комическими репризами, и на звезд, сиречь Ксению Рапопорт и Федора Бондарчука, чей кинематографический имидж хорошо соответствует для них же написанным ролям самоуверенного бюрократа и принципиальной интеллигентки.

Особенность этого мейнстрима - в редкой и симптоматичной двусмысленности, пронизывающей картину, - отчасти задуманной, но едва ли вполне осознанной.

Федеральный чиновник приезжает в провинциальный усадебный музей, чтобы найти подходящий предлог для передачи его земельных угодий под застройку местному губернатору, и получает решительный отпор от научной сотрудницы музея, считающей, что усадьбу и парк необходимо сохранить как единый ансамблль. По закону жанра стычка переходит в любовь, которая меняет его позицию, и по возвращении в Москву чиновник заявляет пославшему его министру, что парк нужно оставить за музеем. Министр под угрозой увольнения требует от героя немедленно оформить передачу земли, и тот обращается к своему закадровому покровителю из высшего эшелона власти (судя по небесному свету, который символически льется из дверей покровителя, имеется в виду Самое Значительное Лицо в стране), назначается на место смещенного губернатора и в финале является к своей возлюбленной с тремя благими вестями - что музей спасен, а он свободен и еще более могущественен, чем раньше.


Таким образом фильм одновременно делает реверанс Значительному лицу, отмечая его вклад в защиту культуры, и дезавуирует этот акт, указывая, что тот попросту радеет "своему" человечку. Еще более двусмысленно то, что для разрешения локальной ситуации сценаристкам пришлось обеспечить герою поддержку лица, которое в позднеантичной драматургии называлось богом из машины, а в морфологии волшебной сказки - чудесным помощником. В раннесоветском кино эту функцию исполнял Ленин, до которого добирался тот или иной ходок (в старом значении этого слова), жаловавшийся на притеснения местного начальства или выпрашивавший дефицит для общественных нужд (Коммунист), а в кино позднесоветском - парторг предприятия, на котором трудился герой (Премия).

Во всех случаях за явлением чудесного помощника скрывается молчаливое признание, что никакой конфликт не может быть разрешен без вмешательства высших сил. Но при этом Ленин и парторги помогали незнакомым и ради справедливости, а Самое Главное Лицо способствует своему протеже ради его личных интересов, совпавших с общими. Ведь поведение героя может быть истолковано двояко: как следствие моральной трансформации под воздействием любви или как следствие расчета, позволившего ему поймать сразу двух зайцев - заполучить губернаторский пост и привлекательную губернаторшу впридачу.

В последний раз такая история случилась с Сергеем Герасимовым, который в Красном и черном собирался вывести на экран стендалевского героя, а вывел амбивалентное существо, поступки которого были идентичны поступкам подлинного Жюльена Сореля, но с равным успехом объяснялись как свободомыслием и честолюбием, так и позерством и карьеризмом.