Если и есть на свете несколько живых режиссеров, достойных автобиографии или просто жизнеописания, то Иоселиани точно войдет в их число. Причина, конечно, не в каком-то особенно извилистом или, тем более, полном удивительных приключений жизненном пути (если не считать таковыми эмиграцию). Дело только в том, что Иоселиани — тот редкий случай, когда собственно фильмы неотличимы от своего создателя. Производимый ими эффект получается вовсе не полифонический, хотя персонажей всегда много – фильмы похожи на монолог от первого лица. И пусть сам Иоселиани отпирается и уверяет, что в Шантрапе нет ничего автобиографического, так или иначе этот фильм именно про него.

Главный герой Шантрапы Нико, может быть, и не альтер-эго Иоселиани, но однозначно его герой. Он одной крови со всеми певчими дроздами, дегустирующими молодое вино бездельниками и прочей, с позволения сказать, шантрапой. Это тот случай, когда картина существует только в контексте остальной фильмографии режиссера — и подводит ей итог. Шантрапа - очередной "последний фильм" (как и Кочегар, и Туринская лошадь, и все-все-все). Она производит впечатление если не завещания (Боже упаси), то решительного объяснения со зрителем, расставляющего все точки над i в отношениях режиссера и с публикой, и с самим собой. Точки над i и в самом деле расставляются: весь кинематограф Иоселиани, вся легкость, все то, что было принято считать его почерком — о нем самом. Про него вся его фильмография, а не только Листопад и Жил певчий дрозд. Отличие Шантрапы от них (помимо ряда формальностей) в том, что общепринятые элементы иоселианиевского стиля — меланхоличность, неспешность, специфический юмор, невероятная легкость фильма, словно он соткан из воздуха — здесь обретают формат прямого высказывания, а то и исповеди.

Вся эта легкость из просто атмосферности превращается в свойство отдельно взятого человека, его жизненную философию, выстраданную и потому имеющую полное право на существование не только для него, но и для любого из нас. Только здесь эта легкость помещена в новые условия и у нее есть противовес. Стоеросовые аппаратчики в костюмах фабрики "Большевичка", акулы капитализма с сигарами в зубах — все те, кто мешает шантрапе приятно проводить время. То есть делать то, что она умеет делать красивее и лучше всего. Да, эта оппозиция карикатурна и нелепа, как в журнале "Крокодил", и меньше всего можно было ожидать увидеть в фильме Иоселиани Богдана Ступку в роли чиновника Госкино. Не говоря уже о том, что сама история в пересказе кажется попросту недостойной Иоселиани: юный талант на родине не может работать под гнетом госмашины, эмигрирует, во Франции, о которой мечтал, оказывается в точно таком же рабстве теперь уже у акул капитализма, возвращается домой и уходит жить к русалкам. Занавес.
И не было бы смысла замечать Шантрапу, если бы не открывалось за этим сюжетом нечто гораздо большее. То, что принято называть ничего не значащим словосочетанием "масштаб личности". За легкостью певчих дроздов и прочих обаятельных фланеров-бездельников здесь скрываются стигматы и сбитые в кровь кулаки — и за одно это семидесятисемилетнему режиссеру можно простить и вторичность, и вычурные образы и все прочее, чем грешит Шантрапа.