|
|
5 ноября 2009
Ксения Косенкова
 Фильм Миннесота при ближайшем рассмотрении с неизбежностью встраивается в два значительных контекста – в контекст вызвавшей множество дискуссий о "новой волне" конкурсной программы 20-го "Кинотавра", где он был представлен, но остался без наград, и, конечно, в контекст творчества легендарного Александра Миндадзе, написавшего сценарий фильма.
История о братьях Будниках, игроках захолустной хоккейной команды "Дизель", младшему из которых приезжий "купец" предлагает контракт с американским клубом, явственно выделяется на фоне главных фильмов "Кинотавра" лояльностью зрителю и непривычной для последнего внятностью рассказа. Эти качества проявляются в фильме как будто "не благодаря, а вопреки" – вопреки сумасшедшей взвинченности интонации, вопреки представлению о сценариях Миндадзе как о не предполагающих легкости восприятия, вопреки, наконец, формальной "включенности" Миннесоты в сюжетные тенденции молодого российского авторского кино (провинция, беспросветность, пьянство и т.п.). Картина Андрея Прошкина, вполне возможно, займет то "свято место", которое в нашем кино давно уже практически пусто – добротной "зрительской" драмы, в которой при желании можно вычленить и подтекст, и метафору – а можно и просто сосредоточиться на патологиях братских отношений, существующих в диапазоне от "я за него любому глотку перегрызу" до перегрызания глоток уже друг другу.
Фильмы Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе – "священная корова" сначала советского, а затем и российского кино – всегда с пугающей точностью ставили диагноз своему времени и стране в этом времени, уникальным образом существуя на стыке притчевости и острой актуальности. После распада творческого тандема (последний фильм – Магнитные бури, 2003) Миндадзе в своем режиссерском дебюте Отрыв (2007) продолжил исследование, собирая и встраивая в запутанный нарратив о последствиях авиакатастрофы едва уловимые симптомы "постапокалиптической" раздробленности, зыбкости эпохи. В более скромной по замыслу Миннесоте (которая, к слову, первоначально называлась как раз Отрыв) сценарист рассматривает уже не столько время, сколько "место" в его вневременных координатах, как будто оставив другим, молодым авторам возможность анализировать шизофреническую шаткость современности (что и делают – очень по-разному и с разным успехом – герои того самого 20-го "Кинотавра" Родионов, Сигарев, Вырыпаев).
От этого кажется, что над Миннесотой, с ее доходящей до истерики эмоциональностью, веет вечная тень Достоевского, описанные им мотивы – например, желание вопреки всякому благоразумию "по своей глупой воле пожить" ("Записки из подполья") и саморазрушение как неизбывная жизненная стратегия на этой территории. Или могут вспомниться, например, ироничные наблюдения Шукшина, у которого в фильме Ваш сын и брат разговоры об отсутствии "культуры тела" (как в Миннесоте – попытки соблюдать спортивный режим) заканчивались единственно возможным образом – пьяным дебошем с заваливанием забора.
Тема нереализованности, томления активного начала в какой-то вечно искривленной системе координат, неумения дать нужный выход незаурядной силе – явственно объединила в Миннесоте сценариста и режиссера. Неоднократно описана разработка этой темы у Миндадзе, например, в классическом Параде планет, где только оказавшись "условно убитыми" на военных сборах и превратившись в "духов", замордованные буднями мужчины начинали чувствовать себя по-настоящему живыми. Для Андрея Прошкина это тоже "любимая мысль", которая четко прослеживается в двух его предыдущих работах. В Играх мотыльков (2004) прерванный полет из провинции в рок-звезды губил молодого парня на корню; в Солдатском декамероне (2005) лопоухие призывники и лысые офицеры захолустного военного гарнизона воспринимали начавшуюся войну в Чечне как возможность избавления.
В Миннесоте потенциальная мощь дана зримо: большие, сильные парни смотрятся в тесных квартирках, как слоны в посудной лавке. Если для младшего брата Игоря по прозвищу "Чепчик" (Антон Пампушный), "технаря" на льду и относительно здравомыслящего человека в жизни, хоккей и контракт – прежде всего билет из глухой тоски в конкретную "американскую мечту", то для старшего Михаила (Сергей Горобченко), берущего в игре силовыми приемами, идея о Миннесоте становится настоящей катастрофой, срывая его с и без того призрачных "рельсов". Возможность, открывшаяся перевозбужденному сознанию, действует губительно: изменения становятся необратимыми. Будучи для младшего брата ролевой моделью, фактическим заместителем вечно отсутствующего пьяненького отца, Миха, сам того не желая, втягивает Чепчика в пространство фантазмов и воспаленного воображения, где сосед – Майкл Джексон, кисельные берега омываются молочными реками, а холодный северный штат – океаном.
"Миннесота – тоже баба", – четко постулирует Миха; "бабы" же в фильме существуют в довольно странном режиме. Миндадзе как-то сказал: "…герои мои не всегда в полной мере живые характеры, часто я ощущаю их фигурантами". В Миннесоте женщины, действительно, выступают таким "формальным приемом": жена и любовница старшего брата, которых младший поочередно укладывает в постель, до неотличимости похожи друг на друга, выдавая при этом прямо противоположные жизненные кредо. Нечто подобное уже было в фильме по сценарию Миндадзе Космос как предчувствие (реж. А.Учитель, 2005). Это неожиданное и единственное "остраннение" в фильме можно трактовать так: если Миннесота – тоже баба, то баба в этой сугубо мужской истории – тоже фантазм, несбыточная мечта. Как и мифический штат, она – порождение ума и сердца, которым всегда нужно все и сразу, безо всяких лестниц – прямо вверх.
Фрагменты фильма Миннесота, реж. Андрей Прошкин
|
|
|