|
|
|
|
24 марта 2009
Ян Левченко
 Этическая острота, пограничная видеоарту – таков путь, который избрал художник Стив МакКуин, получивший каннскую "Золотую камеру" за свою дебютную картину Голод. Фильм из разряда тех, что в принципе не могут оказаться в нашем прокате. Потому что это очень тонкая визуальная работа с очень конкретными фактами, о которых нашему человеку лучше вовсе не знать. А то ведь он, понимаешь, посмотрит и выводы делать начнет.
Тему ирландского национального освобождения вообще надо признать одной из самых животрепещущих в Европе. Несмотря на почти десятилетнее молчание Ирландской Республиканской Армии, ее согласие отказаться от вооруженной борьбы, озвученное в 2005 году, официальную победу примиренцев (так называемых "лойялистов") и благостную мину, натянутую на лица непримиримых врагов. Текущий финансовый кризис снова обострил вековую вражду - "Реальная ИРА", занявшая непримиримую позицию по отношению к партии "Шинн Фейн" и другим сторонникам мира в Северной Ирландии, совершила свой последний теракт 8 марта этого года, когда в городке Крайвагон был убит полицейский. Днем раньше была обстреляна британская военная база – убито двое военных, ранены случайные прохожие.
Стив Маккуин не высказывает своего мнения относительно последних событий. В фильме рассказывается о голодовке в североирландской тюрьме Мейз, которую в 1981 году устроила группа заключенных во главе с Бобби Сендзом. Они требовали признать свою деятельность в составе ИРА не криминальной, но политической. Они призывали общество уважать их статус политических заключенных, однако "железная леди" Маргарет Тэтчер, которая тащила из болота кризиса титульную нацию и держала в кулаке не одну сотню мужиков, разбежавшихся по зданию Парламента, реагировала коротко и ясно. В фильме фоном звучат ее как бы случайные выступления по радио: "Когда происходят убийства, взрывы и поджоги, это не политика. Это криминал". Тэтчер было плевать на исторические корни современных неудобств – она решала проблемы по мере их поступления, и британцы смогли оценить этот подход.
В этом смысле один из самых интересных вопросов, которые ставит не очень многословное и крайне лаконичное киноповествование, можно сформулировать так: "Что, кроме страха потерять работу, отвращения к неизвестности и спасительного автоматизма, движет низкооплачиваемыми полицейскими, которые до полусмерти избивают заключенных?" МакКуин – очень зоркий художник с прекрасным чувством меры. Например, он показывает завтрак полицейского. Руки, берущие хлеб. Немного крошек, падающих на безупречно отутюженные брюки. Камера возвращается к рукам. Это натруженные руки. Их обладатель устало снимает перстни, наполняет раковину водой, погружает руки в воду. Сначала, после сна, руки чистые. Другой раз - в крови. Но только во второй половине фильма становится ясно, от чего эти руки так устают, и чья кровь запеклась на них. После очередной пытки, стрижки бород со вспарыванием кожи и вырыванием волос, после мытья избитого тела зэка в ванне при помощи половой щетки, после проверки ртов и задних проходов, этих незаменимых тюремных тайников, можно, наконец, погрузить руки в теплую воду, дать им отдохнуть…
В фильме есть банальный по содержанию и впечатляющий по исполнению разговор между зачинщиком голодовки и ирландским священником. Они говорят больше четверти часа, их фигуры развернуты в профиль к объективу, никаких диалогических "восьмерок", никаких визуальных компромиссов. Их разговор - катехизис непримиримой борьбы, ее бессмысленное и беспощадное озвучивание. Договориться нельзя, помириться нельзя, примириться нельзя. Ясно одно – если человек выбрал смерть, которой противопоставил бесчестье, конформист и гуманист его никогда не поймет. МакКуин выбрал для этой сцены библейскую велеречивость и показательное однообразие. Он призывает зрителя быть стоиком и вспомнить о том, чего требовали ранние христиане.
Почти каждый из нас хоть раз в жизни испытывал транс насилия и терял связь со своим сознанием. Это могло быть вызвано: 1) истязанием животного; 2) издевательством над слабым и беззащитным человеком; 3) исступлением от процесса насилия как такового. Почему в честной драке из одной позиции наносится, как правило, один удар? Потому что больше не успеть. Почему избиение, например, упавшего человека или человека, которого держат, продолжается значительно дольше? Потому что это освобождение того, кто избивает. Он получает внутреннее разрешение: "Можно!" Теперь его может остановить только собственное изнеможение, внезапное отрезвление, резкий выход из транса (ни в коем случае, не раззадоривающий протест!). Незамутненное чувство ярости – это бесплатное приложение к небольшой зарплате за грязную работу. Правительство Тэтчер это понимало и давало возможность своим цепным собакам отводить душу. Для России эта практика просто привычна и естественна. Со времен царской охранки через расцвет жестокости во времена больших чисток и вплоть до нашей безбрежно циничной эпохи, когда ты минуту назад был модно одетый промоутер, а сейчас - прижатое к полу отделения милиции ничто.
Трейлер фильма Голод, реж. Стив МакКуин
_______________________________________________
"Реальные", или "истинные" борцы за свободу Северной Ирландии (Real IRA) – что-то вроде кавказских группировок в России и баскских в Испании. В отношении них уже давно действует принцип "казнить нельзя помиловать", когда на каждый довод "за" найдется довод "против" как с позиции власти, так и с позиции общества. Это, правда, не означает, что власть всегда исключительно репрессивна, а общество исключительно лояльно. Иное общество готово стереть в порошок любого, кто посягает на его бездумное благополучие. В России, где кавказцев в основном тихо ненавидят, молчаливое большинство помнит, что помириться не получилось. Наспех выстроенная система сдержек и противовесов может быть нарушена в любой момент. Опасное кино. Или ничего?
|
|
|
Версия для печати
