|
|
|
|
21 августа 2008
Владислав Шувалов
 Соблазн обращения к "вестерну" велик у всякого режиссера, не забывшего пацанский кураж, который дарили ему в детстве фильмы о безупречных подвигах скорострельных героев. Плодородная почва жанра предрасполагает к взращиванию экстравертных мифов о мужской состоятельности, невозможной без твердого слова, зоркого глаза и крепкой руки. Путём вестерна шли многие - от Никиты Михалкова до Квентина Тарантино. Жанр приживался всюду, будь то Италия, Россия или Япония.
Сукияки вестерн Джанго своим названием даёт прямую наводку для самых недогадливых. Подобно итальянскому "спагетти-вестерну" Такаси Миикэ (режиссер-конвейер, снимающий в среднем по пять фильмов в год) использовал тот же кулинарный принцип для обозначения национального субжанра. Сукияки - японское блюдо из говядины с добавлением овощей, спагетти, грибов, специй и бог знает чего ещё. Оно чуть менее известно, чем суши, но зато более соответствует гремучей стилистике Миикэ. Представление о рецептуре сукияки даёт сам Квентин Тарантино, готовя блюдо в прологе фильма и, походя, устраивая перестрелку с незваными гостями.
Тарантино привлекает внимание к очередному опусу Миикэ в два эпизодических захода, но этого было достаточно, чтобы обеспечить фильму относительный зарубежный прокат и торжественный провал в конкурсе Венецианского кинофестиваля. Как это было в рекламных кампаниях двух Хостелов и двух продолжений От заката до рассвета (продюсером которых выступил американский самородок), зрителю подсовывают байку про "новый фильм Тарантино". На сей раз Тарантино не имеет к фильму даже продюсерского отношения. Его камео - дружеская помощь, объясняющаяся сердечной привязанностью к бракоделам планетарного масштаба, какими являются Такаси Миикэ, Илай Рот или Ларри Бишоп.
В любом случае, надежды на Тарантино легкомысленны – ни для кого не секрет, что у мэтра дурной вкус. Он падок на самые сумасбродные затеи и снимается в самых бестолковых лентах. При этом, каким чудом сам Тарантино в каждой своей (режиссерской) картине умудряется выйти на экзистенциальную орбиту, превратив шлак в смак, – загадка, которую современная кинонаука до сих пор не объяснила.
Отведя два абзаца на душку Квентина, можно полностью переключиться на режиссера, так как Сукияки - это целиком картина Такаси Миикэ, его традиционная авторская работа со всеми присущими стилю японца характерными признаками: брутальным шапито (в сюжете) и непреодолимой третьесортностью (в исполнении).
Сценарий, написанный режиссером и его извечным напарником Масой Накамурой, если и блещет оригинальностью, то не более, чем в двух-трёх эпизодах. За основу взята известнейшая в истории вестерна фабула. Из колоды жанровых схем была изъята самая замасленная карта - о человеке ниоткуда, стрелке от бога, который появляется на фронтире забытого городка, утопающего в крови двух соперничающих кланов. Эта коллизия упрочила мировую славу Акиры Куросавы (Телохранитель, 1961) и ознаменовала рождение гения Серджо Леоне (За пригоршню долларов, 1964). Сюжет о единоборстве одиночки с двумя бандами должен был сыграть для Миикэ роль счастливого талисмана, обеспечивающего поимку двух зайцев. Такими задачами для режиссера стали приватизация права на японский вестерн и объявление миру о реинкарнации жанра, имеющего очевидные корни и блестящее будущее. Но дальше деклараций дело не пошло. По меньшей мере, ставка должна была быть сделана не на ковбоя в чёрном, а на женщину, жительницу городка, у которой война унесла и сына, и невестку. Со времен триумфального шествия Мейко Кадзи женщина является полноправным участником гангстерских разборок на японском экране и носителем того шарма накаленной добела справедливости, который в Европе отводился только мужчинам. Дама с татуировкой на спине и наганом в руке лучше разобралась бы и с бандитами, и с фильмом. Надо добавить, что Каори Момои – видная драматическая актриса, для нас прежде всего памятная единственной женской ролью в фильме Александра Сокурова Солнце, что наряду с двумя десятками наград за актерские достижения, наилучшим образом характеризует её таланты.
Фильм Миикэ относится к вестерну так же, как сукияки - к классическому рагу. Если не брать в расчет экзотический для страны восходящего солнца декор (ковбойский прикид, пончо, широкополые шляпы, кольты, салуны и название городка "Невада", данного в фильме иероглифами), то можно сказать, что разница между жанровой вариацией Миикэ и сколько-нибудь успешными образцами "спагетти-вестерна" весьма существенна. Расстояние между производными настолько велико, насколько далеки друг от друга восточное и западное полушарие, насколько бесконечной покажется путнику ночь, проведенная от заката до рассвета в кабаке с вампирами-оборотнями.
Картина Миикэ в большей степени (нежели вестерн) репрезентирует бойцовские опусы "мукокусеки" (дословно – "безграничные", "сделанные на стыке жанров"), представляющие собою стилистическую беспредельщину 50/60-х годов, которая характеризовалась сюжетной безалаберностью, жестокими схватками и подростковым понтом. Образы двух банд - "красных" и "белых" - безуспешно подаются под соусом противостояния Алой и Белой роз из шекспировского "Генриха VI". Хотя члены банд мало чем отличаются от шпаны предыдущих городских боевиков Миикэ (Живым или мертвым, Город потерянных душ): та же наглая молодость, помноженная на чрезмерность позы, и яркая андрогинность, оттеняющая безликость характеров. Образ японского вестерна дополняют комичное использование антуража, дурной юмор и наспех исполненные эскапады.
В целом, в фильме нет ничего нового, за что можно было бы отметить Такаси Миикэ разгромом или восторгом. Режиссёр остаётся верным себе: он никогда не обещал зрителю нечто отличного от низкопробной чехарды. Недвусмысленно обозвав свой жанр "сукияки" (подразумеваем, винегрет или бормотуха), Миикэ проявил себя как истинный герой вестерна, т.е. человек слова, не совравший зрителю даже в названии.
|
|
|
Версия для печати
