
Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
|
6 июня 2011
Иван Чувиляев
Второй день "Кинотавра" прошел под знаком больших надежд, заодно показав, как печально они кончаются. Первая его половина была посвящена молодым кинематографистам – в преддверии питчинга, который пройдет в среду и четверг. Сначала Борис Хлебников прочел case study фильма Пока ночь не разлучит, над которым он сейчас работает. Молодым коллегам он рассказывал не столько о самом фильме (хотя и показал короткий ролик со съемок), сколько о том, по какой продюсерской модели он снимается. А там есть о чем рассказать – фильм финансируется по достаточно необычной схеме: актеры снимаются не за гонорары, а за долю со сборов в прокате. Последний факт как-то особенно воодушевил молодых коллег Хлебникова – вроде как, оказывается, актеры и за бесплатно играть готовы.
Почти сразу после представления нового фильма Хлебникова, в Зимнем театре прошел мастер-класс Клер Дени, автора Белого материала, Шоколада и Вечера пятницы. У ученицы Жака Риветта была своя мантра – с дебютом не стоит спешить, не надо бояться работать ассистентом у известных мастеров. И только накопив должный опыт, можно самому писать сценарий и брать в руки камеру – не боясь влияния маститых имен.
Кадр из фильма "Громозека", реж. Владимир Котт
Хотели того организаторы "Кинотавра" или нет, но с этой программой как-то особенно резонировали фильмы, показанные в первый день конкурса. Все они оказались о том, куда заводят мечты и идеализм. И как погибают замыслы с размахом, обещавшие успех.
Громозека Владимира Котта – гимн тем, кому за сорок, последнему поколению, выросшему и сформировавшемуся в СССР. Тем, кого воспитывали в одной стране, а жить пришлось совсем в другой. Тем, по кому прошла трещина времени, и они остались за бортом, одинокие несчастные мудаки – иными словами троицу главных героев не назовешь. Когда-то Громов, Мозеров и Каменский играли в школьном ансамбле "ГроМозеКа". Потом выросли, Громов стал ментом, Мозеров – таксистом, Каменский – хирургом. Все трое встречаются только в самом начале фильма – поют в караоке песню про "Птицу счастья", мучаются в жаркой парилке и лениво спрашивают друг друга "Как дела?" А дальше их жизни идут параллельно, но примерно в одних тонах. У врача Каменского на операционном столе умирает ребенок. Таксист Мозеров подвозит Гай-Германику с бойфрендом, компанию готов и проститутку. Мент Громов только выдает патроны коллегам, а потом вообще отправляется охранником на мясокомбинат. Каменский не имеет детей. У Громова сын – дебил, к тому же, непонятно чем он занимается целыми днями. У Мозерова дочка снимается в порнухе и он решает ее как-нибудь покалечить, чтобы не снималась. А еще у него умерла жена. В то же время Каменский пытается уйти от опостылевшей супруги-окулиста к молодой коллеге, а Громову его благоверная изменяет с постаревшим Электроником Владимиром Торсуевым.
Из этих трех историй Владимир Котт складывает самое что ни на есть грустное высказывание – и для полноты картины снимает в эпизодических ролях героев этого самого советского детства: Красная Шапочка Яна Поплавская появляется в эпизодической роли аптекарши, Электроник Торсуев – любовник жены, наконец, вовсе неузнаваемый Буратино Дмитрий Иосифов играет друга Каменского – главврача больницы. Все вместе – портрет единственного поколения, которое действительно можно назвать потерянным и забытым. В первую очередь, кинематографом.
Ровно о тех же рухнувших мечтах и надеждах снял свою Родину или смерть Виталий Манский – в конкурсе это единственный документальный фильм единственного документалиста, чьи картины выходят в прокат. Как и следует из названия, фильм про Кубу – самую романтическую из возможных стран, живую утопию, миф о земле вечной свободы и революции. Обо всем этом Манский не считает нужным лишний раз напоминать, он (как, кстати, и Котт) надеется на зрителя, который прекрасно поймет, что это были за надежды и мечты. И начинает сразу с шокирующего выворачивания на изнанку второго слова в названии. Первые пятнадцать минут фильма, снятого планами чуть ли не такого же хронометража – сцена эксгумации тел. Манский ни разу не жалеет зрителя, демонстрируя ему и гробы, извлекаемые из могил, и собственно останки, которые работники кладбища перекладывают в специально подготовленные коробки.
Кадр из фильма "Родина и смерть", реж. Виталий Манский
Вернее всего смысл Родины или смерти передает своей оговоркой одна из героинь: "Если ад и существует, то он здесь… Тьфу ты, рай, я все перепутала". Здесь между адом и раем нет разницы – как и между родиной и смертью, именно так стоит воспринимать название. Манский не занимается живописью кубинской нищеты, хотя в кадр попадают и обшарпанные квартиры, где старушки смотрят "Телепузиков", и даже перечисляется месячный рацион среднего кубинца. Главное для него – именно эти два понятия, вынесенные в название фильма, и то, что они из себя представляют на Кубе здесь и сейчас. В качестве главных героев он выбирает танцоров – и в общем это универсальные персонажи для такого повествования. Тут есть и должная экзотика, и национальный колорит, выраженный в танце, и оба вышеуказанных важных понятия.
|
|
|