Поскольку Аде полностью сосредоточена на психологии – кажется, что другие темы в 
Страсти… не возникают даже вскользь, – сосредоточимся на ней и мы; изучим персонажей и позволим себе повышенный субъективизм в оценках. Бросается в глаза типичная по нынешним временам и особенно для Германии, гендерная инверсия: женственный мужчина и мужеподобная женщина. Озабоченный внешностью, почти смазливый самец ("Я кажусь тебе красивым? Что? Я нравлюсь тебе, как девочка?") и некрасивая самка, даже не пытающаяся быть привлекательной (брезгливо стирает косметику после наведения пробного макияжа в магазине). Сын состоятельных родителей и дочь родителей финансово не примечательных. Интроверт и экстраверт. Мягкий и покладистый – твердая и самоуверенная. Возможно, именно в последних двух контрастах – частичное объяснение того, почему Крис живет с небогатой, конопатой, грубоватой крокодильшей. 
Последняя (ее зовут Гитти), пройдя школу жизни в виде западно-европейской эмансипации и школьных психологических тренингов, четко знает свои желания, приоритеты, чувства – и строит своего бойфренда, как считает нужным. Время от времени Крис берет реванш – замыкается в себе, саботирует откровенно "левые", на его вкус, предложения (вроде посещения дискотеки или поездки на катере с неинтересными людьми) или, в порядке одноразового срыва, кидает подругу в бассейн. Последнее даром не проходит – в результате ответного полусуицидного демарша начинается новый виток их вялотекущей любви. Здесь, впрочем, надо сказать, что уже начиная со слова "крокодильша", если не раньше, наше описание начинает расходиться с мнением режиссера, симпатизирующей главной героине и уделяющей ей чуть больше внимания – видимо, как личности более сильной и чаще способной на поступок. Тем ценнее наблюдения, которые объективная Аде делает в процессе, – ибо они красноречивее ее собственных, осторожно предположим, идеологических и гендерных предпочтений.
Фильм начинается с того, что Гитти учит малолетнюю сестру уроку убийственной ненависти (эпитет здесь – не литературная гипербола: в результате выражения этого чувства, объясняет Гитти, враг будет повержен, и после заявления девочки, произнесенного с чувством: "Я тебя ненавижу!" – педагог эффектно изображает утопленницу). Перед нами яркий пример современной западной терапии, на все лады внушающей клиенту чувство собственного достоинства, осовобожденного от морального самоедства и прочих фрустрирующих объективаций. Даже профессии влюбленных по сути противоположны и, между прочим, хорошо подчеркивают эту терапевтическую и антитерапевтическую логики: погруженный в себя и страдающий от неуверенности в себе Крис – дизайнер-архитектор, а социализированная Гитти – пресс-агент какой-то там рок-группы, условно, "Засранцы", т.е. представитель PR – области, ориентированной не на процесс, а на результат; области, внутри которой задумываться о смыслах и ценностях – распоследнее дело. 
Но что интересно – несмотря на все конфликты, наши герои являются передовым фронтом современной нравственности и морали. Да, у них есть проблемы, но они во всяком случае гораздо привлекательней старперов – традиционных мужчин и традиционных женщин. Знакомьтесь, в фильме есть и такие экспонаты, это старшие "друзья" Криса – коллега Ханс и его жена Зана. Глядя на них, понимаешь: назад дороги нет. Традиционный M без ярковыраженных мазохистских комплексов Криса – это самодовольный мужлан, у которого вот-вот вырастет пивное брюхо; а традиционная F, обожающая своего мужа (умилительный сон про жирафа), конечно же, набитая дура. Ни на кого из них походить не хочется даже в страшном сне. Не обойтись при этом и без нотки нежной жалости к себе – ведь Ханс с Заной хоть и не так продвинуты, но более успешны; грубоваты, но живут – по крайней мере на вид – куда более ладно. Режисеру настолько мила дурнушка Гитти (фильм получил в Берлине не только "Серебряного медведя" и приз за "лучшую женскую роль", но и Femina-Film-Prize – справедливо), что она ополчается даже на беременность – жизнь будущему немцу готовится дать не кто-нибудь, а именно дурында Зана, и никакой зависти или попытки примерить на себя роль молодых родителей она, между прочим, не вызывает. Больше того, демонстрируемая сладкой парочкой жизнь душа в душу выглядит приторно (см. сцену с барбекю), а то и фальшиво (на втором ужине оказывается, что Ханс недоволен тем, как готовит супруга). 
Задуматься этот гендерный фильм-катастрофа заставляет о многом. В частности, отечественному зрителю мужеского пола, посетившему картину, есть редкий повод поблагодарить судьбу за то, что родился в России – у нас еще предположительно не скоро ношение платьев и пользование косметикой, а также прочие нюансы дамского дресс-кода, превратятся в признак дурного вкуса, как благополучно превратились в Германии. Где-то в середине фильма Крис радуется, как ребенок, тому, что его подруга купила понравившееся ему платье (к слову, простое и совершенно не вульгарное), та, впрочем, продолжила шастать в "дурацких шортах" (выражение Криса). На очереди, вероятно, отказ от эпиляции и выщипывания бровей. Заикаться о таких некогда женских занятиях, как домашнее приготовление пищи, уже давно не приходится – в фильме готовят поровну. Накапливающееся отвращение к женщинам нордические мужчины спонтанно выражают ритуальным бросанием своих Брюнхильд в бассейн – но если для Ханса это скорее веселое проявление здоровой мужской деспотии (к слову, переносящейся Заной достаточно спокойно), то у Криса – полубессознательное бешенство от того, что его женщина не похожа на женщину и считает это своим достоинством. Дочь преподавателей (кстати, "Лес…" снимался в школе, где работала ее мать), Аде педагогически четко расставляет акценты: ответный прыжок Гитти из окна – столь неожиданный для девушки, весь фильм убедительно подчеркивающей свою самодостаточность, – это прежде всего ее победоносное j'accuse в адрес рудиментарных мужских выходок милого, одомашненного Криса. 
Уже не раз звучало мнение (в частности, его 
высказывал рецензент "Афиши" Петр Фаворов) что претенциозный русский "перевод" названия парадоксально точен, "если понимать его не как 
Страсть побеждает все, а в том смысле, в каком суются в воду, не зная брода". На самом деле это сильное преувеличение – как и упоминание "эмоциональной жестокости" Кассаветеса с "внимательным психологизмом" Ромера. В мире Alle Anderen нет страсти (а потому, между прочим, нет и темы судьбы) – но есть привычка вместе жить. Есть страх расстаться, в том числе и от боязни оказаться менее успешным, чем тот, кого ты оставляешь. Есть понимание, что твой визави – хороший человек и следует предпринять со своей стороны усилия, чтобы сохранить отношения. Вкупе с характерно немецкой ответственностью все это делает союз довольно прочным, несмотря на постоянные размолвки. В особенности тяжело их переживает Крис, который, будучи завидным женихом, держится Гитти по одной-единственной причине – он свято верит способности своей подруги убеждать; верит, что за него она однажды сдвинет горы; верит в искренний, эффективный и столь необходимый ему PR. И напрасно, Крис, напрасно; все это ложные основания для брака, заключаемого на небесах. Ты лучше сам повысь самооценку и брось, наконец, эту бабу; на фиг она тебе?