|
|
|
|
4 марта 2010
Владислав Шувалов
 Вручение или невручение призов очередному фильму Ханеке не влияет на сумму гневных и разоблачительных оценок. Репутация австрийского "исследователя насилия" громоподобна и очевидна – у каждого зрителя давно сложилось свое (стереотипное) отношение к творчеству этого режиссера. Помимо прочего, Белая лента сложно устроена и требует, как минимум, повторного просмотра. Фильм насыщен речью многочисленных разновозрастных героев, в т.ч. внутренним монологом учителя, ретроспективно обращающегося к таинственным событиям в немецкой деревушке накануне Первой мировой войны. Ханеке требует моментального включения, вбрасывая в фильм всю галерею персонажей, необходимых сюжету – а это несколько семей, в общей сложности до трех десятков человек. Фильм не стоит на месте, и как всегда у австрийца, не дает времени на раскачку - разбираешься по ходу кто, кому и кем приходится, как кого зовут, кто перед кем провинился, и чем. Фильм, действительно, хочется посмотреть второй раз. Ханеке, мастер филигранной драматургии, переплетает линии персонажей и обманывает квазидетективной канвой, удивляя изобразительным совершенством и соответствием канону канувшего в лету эпического кино.
Действие ленты происходит в протестантском селении на севере Германии в 1913-1914 гг. Подозрительные несчастные случаи и нераскрытые преступления, охватившие деревню, нагнетают атмосферу страха и взаимной ненависти. Однако общая нервозность не выходит наружу, а смиренно подавляется в соответствии с психологией христианского сознания. Любой персонаж может оказаться в одной ситуации палачом, в другой — жертвой. Шаг за шагом зритель проникает все глубже в быт каждой из четырех семей (занятно, что у глав семейств нет имен, только социальные роли – барон, пастор, управляющий, крестьянин), открывая для себя мир акцентированной жестокости, доносов, страха, наказания.
Огонь ненависти и бездушия в одном отдельно взятом селе ровно через двадцать лет зайдется пламенем в масштабе "одной отдельно взятой страны". В связи с очевидной аналогией сформировалось мнение, что Белая лента - фильм о зарождении фашизма. Хочется знать, откуда всё началось, кто виноват, но Ханеке не находит истока жестокости. Дети, какими бы они ни были, есть порождение своих родителей, которые тоже были результатом воспитания своих родителей, а те, в свою очередь, также были плотью от плоти своих предков и т.д. На провинциальном примере автор дает не причину фашизма, а предпосылку - момент, предшествующий тектоническому сдвигу всеобщей нравственной коры. Из века в век, говоря языком фильма, с каждой "белой лентой" (т.е. с каждой конфирмацией, актом приобщения к миру взрослых), зло укреплялось в человеке, опираясь на слепую веру и безбожное просвещение, варварскую горячность и холодный рационализм. Взяв на вооружение прогресс и предрассудки, власть и слабость, зло занимает все большее пространство души до тех пор, пока не достигает критически опасной отметки, детонировавшей двумя мировыми войнами.
В фильме нет ни одного положительного героя, все вокруг - простолюдины, аристократы, духовный сановник, проводники светских занятий - заражены вирусом душегубства. Не на кого опереться. Общество взрослых культивирует зияющую черную дыру, без остатка поглощающую духовность. К моменту конфирмации детская душа тоже будет "обработана": поломана, унижена, перекроена. Дети будут подавлять слабых, лгать старшим, повиноваться сильным, а затем мстить, соревнуясь в изуверстве и садизме. В этом нет ничего удивительного – дети должны превосходить своих отцов.
Ад немецкого Догвилля представлен в палитре равномерного хладнокровного висконтиевского стиля. Ханеке верен медицинскому подходу, с невозмутимостью хирурга, вскрывая орган за органом, одну социальную прослойку за другой, и выдавая неутешительный эпикриз в неотвратимости пандемии насилия.
Некогда другой безжалостный мэтр, Ларс Фон Трир, прислал на пустыри Догвилля ангела истребления, которому во спасение земли обетованной надлежало сжечь гадюшник вместе с его обитателями. У Ханеке в запасе нет такого человека, которому можно было бы доверить зажечь фитиль и художественным аллюром остановить сгущающийся мрак. Террор – как форма самоутверждения - бесконечен в своем историзме, он длится веки вечные, впитываясь с молоком и передаваясь на генном уровне. По Ханеке таинство миропомазания заключается в приобщении к тотальному террору, которому нечего и некого противопоставить. Нарыв будет наливаться бордовым, воспаляться гнойными язвами до последнего, когда уже нельзя будет заретушировать фурункул, спрятать абсцесс, терпеть зуд, утихомирить боль. Забавные игры, скрытые за непроницаемыми стенами патриархально-семейного концлагеря, через годы созреют и взорвутся ужасом массового уничтожения. Михаэль Ханеке трудится над формулой абсолютного зла всю жизнь, код насилия, кажется, уже известен, но вакцины против него нет, кроме сомнительного утешения, что зло проявляется только там, где ещё не уничтожена жизнь.
Белая лента реж. Михаэль Ханеке
|
|
|
Версия для печати
