|
|
|
|
18 февраля 2010
Владислав Шувалов
 Показательно, что мейнстримная мелодрама Одинокий мужчина была принята в конкурсную программу Венецианского фестиваля, известного приверженностью стародавним традициям и умеренному эстетству. Понятно стремление Мостры "открыть" своего Гаса Ван Сэнта (как известно, любимчика Каннского фестиваля), чей изысканный стиль и артистическая интимность в глазах публики зарекомендовали себя неотъемлемой частью художественной личности автора. В этом смысле Том Форд, идейный гей и работник фэшн-индустрии, вполне подходил для генерации образа режиссера, который словно снял фильм про самого себя. Несмотря на беллетризованное исполнение, сюжет находится в максимальном приближении к автору. Мизерная дистанция позволяет рассматривать Одинокого мужчину не как поточную лирику, взыскующую к дежурной политкорректности, но как авторский фильм, выражающий состояние и мировоззрение художника-дебютанта. Режиссер своей репутацией заранее обессмыслил возможные претензии в акцентированной "голубизне" и чрезмерном глянце. Иначе говоря, о чем еще Форду было снимать, и можно ли было счесть правдивым творческий жест, выполненный в ином сексуальном и эстетическом регистре?
…Когда в осенние дни 1962 года Америка в оцепенении ожидала начала ядерной войны, в одной отдельно взятой судьбе неожиданно наступил конец света. Профессор лос-анджелесского колледжа получил известие о гибели в автомобильной катастрофе своего любовника, с которым героя связывали 16 лет совместной жизни. В одиночестве переживая боль утраты, мужчина погружается в состояние безвыходной депрессии.
Действие фильма укладывается в один календарный день. В прологе профессору снится сон, в котором тот посещает место катастрофы. Наутро герой решает свести счеты с жизнью. Впереди последний урок в колледже, завершение служебных и личных дел, предсмертная встреча с единственной подругой. Несмотря на банальность житейских ритуалов, предполагается, что каждое пророненное слово, случайный жест, привычное действие должны быть наполнены особым смыслом, маркирующим конечность пути.
Если Ван Сэнт, автор музыкальных клипов и знаток тинейджерской психики, представлял последние дни Кёрта Кобейна в жанре медитативной психоделической поэмы, то модный дизайнер Форд реализует финал своего героя в манере полнометражной рекламы мужского белья. Камера елозит по мужским телам, сошедшим с характерных клипов и постеров, что подталкивает к бестактному выводу: герой не скорбит по любимому человеку, а тоскует по ушедшему сексуальному партнеру, заодно пребывая в поисках нового спутника. Если для персонажа Последних дней смерть была следующим этапом рок-н-ролльного бытия, то для фордовского профессора она становится легитимизацией его прижизненной пустоты. Фильм периодически прыгает в прошлое, в настоящем времени он притормаживает. Таким образом, создается иллюзия движения сюжета, которому на самом деле некуда развиваться - сюжет упирается в свой объявленный финал. Изобразительная канва тяготеет ко всем стерильным решениям разом: от американского постмодернистского ретро (например, Вдали от рая /2002/, откуда Фордом на похожую роль была заимствована Джулианна Мур), до чувственной визуальной рассеянности кинематографа Вон Карвая. Форд целесообразно пытается создать атмосферу "любовного настроения" в качестве единственного оправдания ленты (для этой цели он ангажировал композитора Сигеру Умебаяси, неоднократно работавшего с Вон Карваем). Вне лирического тонуса фильм теряет смысл.
Дефицит доверия к фильму обусловлен отнюдь не сексуальной ориентацией героя, как можно было бы подумать. Отутюженный дорогой костюм, в котором герой ходит даже дома, холодные стеклянные апартаменты, дизайнерское обустройство жилища, раритетный мерседес – всё указывает на потерянность героя в мире вещей, на мертвецкую безвоздушность его жизни. Герой в своем ярко выраженном дендизме герметичен и скучен до скрежещущей тоски, а его скупые механические действия лишь усиливают сомнение в том, что с самого начала перед нами был живой человек.
Надо заметить, что режиссер "огламуривает" не только бытийное пространство профессора, но и других персонажей, излагая реальность с апломбом кукольного спектакля. Это означает, что по качеству фактуры неясно, в какой стране происходит действие, и почему персонажи ведут себя как манекены. Сопротивляться непроницаемости эстетики пытается только Колин Фёрт, актер драматической школы и обладатель харизматического обаяния, отточенного многочисленными вариациями печального образа. Вероятно, за попытку очеловечивания Фёрт и был удостоен "Кубка Вольпи", премии Венецианского МКФ за лучшую мужскую роль. Но именно усилия Фёрта, пытающегося прорваться к зрителю сквозь стенки герметичного футляра, разоблачают идеологию фильма. Когда режиссер в противовес ретроспективным эпизодам из жизни однополой семьи, наполненной размеренностью и утонченностью, показывает безалаберную рутину ее соседей, разнополых супругов, которые увязли в семейных проблемах и обременены бытом, понимаешь, насколько искусственной является предлагаемая Фордом философия. Его модель поведения исходит из принципов самолюбования и оценки такой красоты, которая исключает всякую натуральность.
Трейлер фильма Одинокий мужчина, реж. Том Форд
|
|
|
Версия для печати
