Иван Денисов
Обычно супергероев мы ассоциируем с комиксами, их экранизациями или стилизациями под эти экранизации. Но супергерои попали под каток леволиберального конформизма.
Читать далее
|
|
|
|
|
8 ноября 2009
Ян Левченко
 Великий русский актер Олег Борисов сделался собой незаметно. Его участие в комедии За двумя зайцами не имеет ничего общего с главными ролями его жизни от Проверки на дорогах до Луна-Парка. Борисов шел непростой дорогой чуткого человека – слушал шум времени, ждал от него взаимности. Его экранный образ укрупнился в 1970-е и совпал с эпохой в 1980-е. До этого Борисов, хоть и активно снимавшийся, оставался человеком театра, начинал в Киеве, потом ярко и широко играл у Георгия Товстоногова, резко ушел к молодому Льву Додину, чтобы сделать беспримерный спектакль "Кроткая" (1981). Переезд в Москву совпал с этапными ролями в кино; на столичных подмостках уже не было сделано ничего сопоставимого с ленинградскими триумфами. Вспоминают роль императора Павла в Театре Советской Армии, через запятую перечисляют проекты театра "Антреприза Олега Борисова".
Кино захватило его, начиная с фильма Крах инженера Гарина (1973). Не самая совершенная режиссура спряталась там за главного актера с его обманчиво хрупким телом. Борисов показал себя еще в Проверке на дорогах (1971), но картину почти никто не видел до 1985 года. В этом нет ничего символичного, обычная травля Алексея Германа, планомерно бесившего советских людей от управдома до инструктора обкома. Интересно, что после этого Борисов долго будет оставаться актером без "своего" режиссера, пока в 1980-е годы его атомные ресурсы не пригодятся Вадиму Абдрашитову. Не старым, но пожившим, уставшим и экзистенциально надломленным войдет герой Борисова в историю отечественного кино. Его трагически-сонная маска, брови домиком, треугольные глаза, обманчиво безжизненный голос и взгляд, как занавешенное зеркало, станут символом перехода от самого короткого советского десятилетия к эпохе нереализованных шансов. Борисов умел создавать чувство стесненности в груди, возгонял неясную тревогу, персонифицировал трансформацию, переход из одного состояния в другое, в который с готовностью погрузилось общество, разморенное застоем. Интересно, что Борисов так и не стал стариком. И дело не в биологическом возрасте. По-настоящему заявив о себе лишь после сорока, он до самой своей ранней смерти оставался мужчиной без возраста, но с ежедневным риском инфаркта. В силу несгибаемости и твердости, контрастирующей с тщедушной фигурой.
"Синематека" традиционно выбирает субъективную пятерку ролей. Претензия на то, что они лучшие, конечно, есть. Такова инерция ненавистного рейтингового мышления. Но тут надобно специально оговориться, что роли и фильмы не всегда гармонично соотнесены по качеству. Так, здесь нет Проверки на дорогах, но есть По главной улице с оркестром. Разговор не о самих постановках – о человеке в их пейзаже.
Дневник директора школы (1975)
Реж.: Борис Фрумин.
Фильм этот нередко называют скучным. В нем, действительно, маловато бодрости. Он смутно печален, к тому же, неровен – с искусственным, натянутым финалом. Смахивает на досъемку после "завального" худсовета. Уж очень директор школы Свешников в исполнении Борисова получился человечным и повседневным. Был бы он сотрудник научного института или, хуже того, консерваторский музыкант, еще куда ни шло. Но на переднем крае идейного фронта – в школе, призванной формировать будущего советского гражданина, такой выбор был более чем сомнителен.
Дневник… – дебютная, чуть робкая картина Бориса Фрумина, распределенного на "Ленфильм" после мастерской Сергея Герасимова. Молодому постановщику дали сценарий Анатолия Гребнева Рассказ от первого лица, хотя ему нравился текст Юрия Клепикова Не болит голова у дятла. Динаре Асановой же, напротив, больше нравился материал Гребнева. Но что вышло, то вышло, как резюмировал Фрумин в интервью "Искусство кино" в 2006 году. Его третий фильм Ошибки юности (1978) лег на полку незавершенным, обострил конфликт режиссера с "начальством" и в итоге выбросил в эмиграцию. А Дневник директора школы продолжали предсказуемо сравнивать с Доживем до понедельника (1968) Станислава Ростоцкого, всякий раз – в пользу последнего. Думается, это глубокая и принципиальная ошибка.
Директор Свешников – человек строгих правил и ясных принципов. Их неукоснительному соблюдению мешает доброе сердце. Завуч (Ия Савина) и другие учителя (Людмила Гурченко, Елена Соловей) относятся к нему неоднозначно. Завуч явно недолюбливает, личное чувство вытесняет профессиональную этику. Героиня Соловей – сама недавняя школьница, ей еще многому предстоит научиться, равнодушная и потускневшая героиня Гурченко вряд ли чему-нибудь научится, в ней чувствуется обида на жизнь и себя. Конфликт с завучем сближает картину Фрумина с классикой Ростоцкого – тогда казалось, что излишне, сейчас эта параллель только подчеркивает различия. Историк Мельников из Доживем до понедельника выстроен как идеальный персонаж 1960-х, аскетически бескомпромиссный, преданный делу и живущий только по "гамбургскому счету". Свешников уже пережил эпоху романтической приподнятости, его давит быт, не лучший фон создают проблемы в семье. Наконец, у него, в отличие от Мельникова, есть семья, на которую нужно тратить время и силы. Он погрязает в человеческом контексте – в своих слабостях и чужих ошибках. Это и составляет образу обаяние и психологическую достоверность. Рефлексии Свешникова значительно глубже и болезненней, чем, опять-таки, инструментальный самоанализ Мельникова, восходящий к модели "Девяти дней одного года". Свешников, как все его современники, придавлен временем, но лепит себя, меняется, прислушивается. Он – интеллигент семидесятых, который вновь ничего не знает наверняка и растерянно ощущает свою открытость…
3 страницы
1 2 3  
|
|
|
|
Версия для печати
