…Сквозь холод, ночь и пургу, по каким-то скальным тропам пробирается группа людей. Они замерзли, устали, но при этом упрямо продолжают идти вперед, – там их ждет какая-то заветная цель. И вот, наконец, долгожданный перевал. Люди переходят через него и – перед их глазами открывается прекрасная свободная страна. Правда, во тьме видно лишь узкое пространство, озаренное светом и – слышен голос: "Приветствуем вас в свободном мире!" Путники собираются в этом пучке света, тут пространство озаряется вспышками и лучами, и мы видим, что все вокруг окружено колючей проволокой, а с четырех вышек по периметру ведется целенаправленный огонь – прямо в тех, кто так хорошо просматривается в сияющем круге. Вскоре всех эмигрантов расстреливают. Пролог закончен. Начинаются титры фильма Бегущая по волнам.

Точнее, должны были начинаться. Конечно, такой пролог авторам снять не дали. Но ведь могли бы дать! – он рассматривался, как вариант. Еще более любопытен тот факт, что создатели фильма его придумали и, ничтоже сумняшеся, потащили в Госкино. Можно ли себе такое представить в 70-е? – да никогда! В лучшем случае, подобный пролог мог быть придуман на кухне и притом исключительно в виде хохмы, прикола, нонсенса.

Да и фильм Бегущая по волнам в том варианте, в котором существует, никогда бы не мог быть снят в 70-е. А в конце 60-х как-то проходило – на голубом глазу. Просачивалось. Случалось. Вот и лента эта случилась.

Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы. И выхода из сложившейся ситуации не было. И нужно было жить, но жить как-то иначе.

Но имели ли все это в виду авторы? Навряд ли. Скорее, ощущали что-то, предчувствовали – на уровне подсознания… Может быть.

Нет, не социальные события послужили отправной точкой для создания фильма, а прекрасный белый пароход-ресторан на ночном берегу Черного моря в Болгарии. Пароход был освещен светом, на его палубе танцевали люди. Режиссер будущего фильма Павел Любимов стоял, смотрел на него… Именно тогда он понял, что следующим его фильмом будет экранизация повести Грина "Бегущая по волнам".

Пьянящая радость бытия обернется горьким похмельем, пароход превратится в красивую снаружи, но весьма отвратительную внутри шхуну, а радостное, легкое веселье приобретет черты страшного, зловещего карнавала.

Именно в такой мир попадет известный пианист Гарвей, герой фильма. Однажды, после очередного гастрольного концерта спрыгнет с поезда и окажется в какой-то странной точке земного шара. В прошлом? В будущем? Нет, в несбывшемся, как пел за кадром, будто предупреждая героя, А.Галич. Но герой пойдет навстречу своей мечте – какой-то, непонятной… прекрасной. Как и шестидесятники, идущие навстречу солнцу, подобно маленькому герою культового фильма 1961-го года Человек идет за солнцем. Другой фильм 60-х – документальный – назывался Семь шагов за горизонт. За горизонт – уже хорошо. Главное – идти. Или прыгать через речку, как в финале Добро пожаловать – нет, отнюдь не за бугор, а просто через речку, низачем, просто так, по горизонтали, вечной горизонтали… А вертикали не было, потому что о Боге они ничего не знали.

Прыгать, идти, бежать - для того, чтобы возвратиться назад. Это потом уже, в фильмах по сценариям В.Мережко (Здравствуй и прощай, Уходя-уходи, Трын-трава, Прости) возвращение будет осознано если не как трагедия, то как трагическая неизбежность. По своей природе очень смешная, потому что хотелось бы задать вопрос, зачем же бежали, если точно знали, что вернетесь – к родному мужу, к родной жене, в родную деревню, в родной рабочий поселок, в родное дерьмо… Которое уже так обрыдло – сил никаких нет. Но оно и есть – весь твой мир, весь твой, понимаешь, космос. Двигаться некуда. И выхода нет. Но это в 70-е.

А у шестидесятников был выход – через речку. Взлететь, но как-то ненадолго, воспарить, подобно курице, но одухотворенно. В красоте куриного полета – сила. Кто красивей воспарит, тот, может, и улетит – туда, за горизонт. Вот и герой Бегущей по волнам попытался. И куда-то улетел.

И попал на прекрасную яхту, управляемую великим и знаменитым, мощным и непобедимым капитаном Гезом, слава которого распространяется за пределы здешней округи. И увидит он Геза – маленького лысого человечка, когда-то, может быть, и лидера, и героя, а теперь спившегося, непросыхающего и маловменяемого хама, переполненного романтическими мечтами и философскими сентенциями, уверенного в своей непогрешимости и все еще достаточно крепко держащего власть. По первому его приказу слегка взбунтовавшийся Гарвей будет выдворен за пределы яхты в океан – правда, на шлюпке – авось, спасется.

Спасся. Гарвея подберет судно, управляемое другим капитаном по имени Проктор – оно и привезет героя в какую-то удивительную страну. И попадет он на странный и страшный карнавал, где его встретят клоуны-монстры, бредущие на ходулях, зловещие маски… Кто-то неизвестный будет подговаривать его выстрелить в капитана Геза. Тот тоже будет здесь. Он, уже хорошо осведомленный о грядущем покушении на него, придет взглянуть в глаза Гарвею – человеку, который пришел его убить. Но Гарвей, уже столкнувшийся со злом и подлостью, все равно будет упорно верить, что это самая лучшая, самая замечательная страна, что он встретит девушку по имени Фрэзи Грант – ту самую, что по легендам обладает волшебной силой появляться в море перед потерпевшими кораблекрушение и спасать их. Да будет, будет и она здесь, и появится она в качестве любовницы Геза – обычная женщина, каких много, никакого особого очарования, тем более никакого волшебства. Гез погибнет очень скоро, на этом самом карнавале – кто-то выстрелит в него. Выстрелит по очень простой причине, – Гез во всеуслышание объявил, что втайне от него на его шхуне провозили наркотики и что теперь он пойдет и всех сдаст. Обвинят, конечно, героя. Впрочем, его скоро отпустят, – кому он тут нужен, чужой, ничего не понимающий? И он окажется на площади, где состоится митинг в честь разрушения статуи "бегущей по волнам" – символа местного города. Вместо него построят новый, из золота, и "бежать" статуя будет не в море, то есть в никуда, а к нам, к людям. Руководить митингом будет первый помощник Геза Бутлер. Это он и выстрелил в Геза, – но тот тоже давно никому не был нужен, сей осколок какого-то романтического прошлого, спившийся тип с непомерными амбициями на духовную власть над местными умами, былая легенда прогнившей утопии. И понесется над площадью, над всем этим миром закадровая песенка Галича: "Все наладится, образуется, виноватые станут судьями, что забудется, – то забудется, сказки – сказками, будни – буднями… будет тишь да гладь – благоденствие, никаких тревог не останется, и покуда не наказуется, безнаказанно и мирно будем стариться". Останется здесь и Гарвей. Просто потому, что выхода из этой страны нет. Шлюзы запаяны, гайки закручены, граница на замке. И не нужно никакого расстрела, никаких трагедий, - впереди обычная жизнь.

…Все-таки удивительно, как в этом фильме все сошлось. Как в "Песне о Буревестнике", которую мы в школе проходили в качестве истории партии: "гагары – левые эсэры, пингвин – меньшевик, буревестник – большевистская партия". Но там все трактовалось грубо и примитивно, а здесь – извините. Здесь идет игра на уровне подсознания. Здесь получилась аллегорическая притча, но притча-абсолют, когда лучше и не скажешь.