Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
15 мая 2009
МАРТЫШКИН ТРУД (Monkey Business) Ховард Хоукс, 1952
Жак Лурселль
 Воспитание крошки, 1938, Я был военной невестой, 1949 и Мартышкин труд - три шедевра Хоукса с Кэри Грантом в главной роли - занимают видное место среди самых безумных комедий американского кино.
Тем не менее, Хоукс использует в них сдержанный, спокойный стиль и взвешенную конструкцию - эти качества у него только усиливаются и оттачиваются с годами. Именно спокойствие - главный посыл этого фильма: всегда надо сохранять хладнокровие, никогда не впадать в детство.
В Мартышкином труде с Хоуксом произошло то же, что и с Хичкоком в Случайных попутчиках: некий излюбленный тематический мотив режиссера в рамках одного фильма стал главным драматургическим двигателем действия. В самом деле, все творчество Хоукса восхваляет зрелость и яростно критикует все виды регрессии - механической, сексуальной, инфантильной. Похвалой зрелости продиктованы безумные повороты сюжета, который благодаря своей смелости и внутренней логике превращается в научно-фантастическую сказку.
В знаменитой статье "Гений Хауарда Хоукса" ("Cahiers du cinema", май 1953 г.), которая может считаться свидетельством о рождении современной кинокритики, Жак Риветт говорит о Хоуксе следующее: "Отрочество и детство - варварские состояния, от которых нас спасает образование; ребенок мало чем отличается от дикаря, которого копирует в своих играх; выпив драгоценный эликсир, даже самый достойный старик примется подражать мартышке. В этом заключается принятая в классицизме концепция человека, который приобретает величие лишь с опытом и зрелостью: когда он закончит расти, судить его будет собственная старость".
Добавим, что хотя фильм и предназначен для отстраненного и безмятежного восприятия, некоторые эпизоды, снятые отдельно от остальных и глазами персонажей, дают зрителю прочувствовать - и еще с какой силой - внезапное помутнение рассудка, испытываемое героем. Особо упомянем сцену, когда Джинджер Роджерз воображает, будто ребенок, забравшийся к ней на кровать, - не кто иной, как ее собственный муж, обращенный эликсиром в младенца. Здесь временное помешательство героини вызывает и смех, и ужас. Впрочем, привилегия классицизма в его лучшей форме - уметь по ходу развития сюжета менять подход, эмоции, точку зрения зрителя, чтобы открыть его глазам то все произведение целиком, то лишь какую-либо его часть.
|
|
|
Версия для печати
