Елена Сибирцева (Е.С.): Сейчас много говорят о кинообразовании, даже в правительстве.

Мне хотелось бы поговорить о нем с вами как с людьми, которые знают систему изнутри с точки зрения студентов, в ней воспитывавшихся – и одновременно как с людьми, которые теперь могут взглянуть на неё с позиции своего опыта фильмопроизводства.

Наиля Малахова (Н.М.): Может быть, сначала определимся с тем, кого можно назвать кинообразованным человеком?

Бакур Бакурадзе (Б.Б.): Кинообразованным я считаю того, кто разбирается в кино. Кто видел много фильмов, кто понимает, как кино развивалось, какие существовали методы работы на разных этапах. Но непосредственно к режиссуре все это имеет мало отношения, как, например, умение писать и читать не имеет никакого отношения к писательству. Можно учиться писать роман?

Е.С.: Есть Литературный институт, какие-то писатели учились там. А вот, например, П.П. Пазолини пришел на съемочную площадку своего первого фильма Аккатоне, ничего не зная о киносъемочном процессе. Речь об этом?

Н.М.: Да. Не обязательно быть кинообразованным для того, чтобы быть режиссером.


Е.С.: А чему в таком случае можно научиться в киноинституте? Можно ли чему-нибудь?

Б.Б.: Самое главное, что может быть в институте – это возможность пройти какой-то этап работы, который я бы назвал предпрофессиональной деятельностью. Большинство мировых киношкол работают по принципу постоянной работы. Вечной работы. Студенты делают один за одним короткометражные фильмы – и, собственно говоря, сталкиваются непосредственно с тем, что называется процессом создания кино. И начинают понимать свои силы.

Вот, например, наша дочь Аня пишет сейчас рассказы. Она допускает ошибки, переживает. Через эти переживания к чему-то она приходит сама, на что-то указываем ей мы. Хотя всегда с опаской, потому что мы можем ошибаться. Мы можем сказать ей, что это хорошо, а это плохо, и легко можем оказаться неправы, просто потому что мы не совсем понимаем, в какую сторону ей суждено идти, и, может быть, те ошибки, которые она допускает – вовсе и не ошибки, а просто её путь, но понять это сразу порой невозможно.

Так же и в обучении режиссуре. Конечно же, если мастер опытный, то есть, чувствующий и понимающий, он может какие-то вещи предположить, указать на них. Например, ты сделал фильм, у тебя есть там сцена, которая у тебя получилась, но ты сам не совсем понимаешь степень её значимости. Но если мастер в этой ситуации объясняет, почему это хорошо, и какая мысль прочитывается – повторю, даже ты сам эту мысль туда не вкладывал, и это случайно получилось - то появляется какой-то ориентир…

Н.М.: Развивается зрение.

Б.Б.: В нормальном институте все сделано так, чтобы параллельно происходили два процесса: один – когда указывает мастер, второй – ты сам что-то понимаешь в процессе работы. Получается, что киноинститут - это такое место, где все находятся в процессе делания и обсуждения.


Е.С.: Расскажите про ваш личный опыт кинообразования. Что вы помните про ВГИК?

Н.М.: По-моему, одним из самых полезных занятий во время учебы были просмотры. Гигантское, невероятное количество фильмов, которые мы смотрели все 5 лет. Потом они постепенно укладывались. До сих пор укладываются!

Б.Б.: У нас в неделю было два или три просмотра. Я на них редко приходил во время – они начинались в 9.30 утра. Но было бесчисленное множество других просмотров – все факультеты, курсы и мастерские постоянно смотрели кино. Ни на что не похожее занятие – ходить по кинозалам во ВГИКе! Тихо открывать дверь, заглядывать туда и заходить в почти пустой зал, где сидит пять-семь человек…

Н.М.: В темном зале никто не узнает… Какой ты запомнил фильм? Какой вгиковский просмотр?

Б.Б.: Много таких… Я никогда почти не заходил в начале фильма, всегда либо на середине, либо ближе к финалу.

Н.М.: Я помню Аккаттоне, который мы смотрели в актовом зале. Я вообще не знала, кто такой Пазолини, была не готова. Ощущение от того просмотра я несу через годы. И второй – Нанук Флаэрти.


Е.С.: Отучившись во ВГИКе, насмотрев достаточное количество фильмов, вы стали смотреть кино иначе? Что это вообще такое – смотреть кино, когда ты учишься в киноинституте? Могут тут быть какие-то особенности?

Б.Б.: В любом случае, смотришь с интересом. А в чем этот интерес – это уже другой вопрос. Я вот всегда книги читал одинаково – нереально долго. Мне иногда для того, чтобы прочитать одну страницу, нужно полчаса. И кино я всегда смотрел примерно так же. Пересматривал, пережевывал, переосмысливал. Что значит "по-другому смотреть кино"? Знания всегда меняют угол зрения.


Е.С.: Я помню, у меня во ВГИКе был период "невозможности выключить голову", так скажем. Грубо говоря, я смотрю кино и вместо того, чтобы смотреть его, думаю о том, что если это завязка, то что будет в кульминации?

Н.М.: Я теперь сталкиваюсь с тем, что во время просмотра попадаю в некое волновое кинополе… Например, недавно я смотрела фильм Лисандро Алонсо Ливерпуль. Было 2 часа ночи, я была сонная, включила фильм и была уверена, что тотчас усну на следующем кадре. Но когда я встала, чтобы выключить фильм – на экране пошли титры. А происходило вот что: я не была раздражена, но то, что я видела, создавало внутри меня некое напряжение, которое ждало своего разрешения. Разрешения не случалось, и это странное, вибрирующее состояние завораживало меня именно как нечто, застывшее во времени…

Б.Б.: По поводу кульминации и завязки. Я всегда знал, что есть завязка, развитие, кульминация и развязка. Катарсис-шматарсис…

Н.М.: Можно как угодно называть.

Б.Б.: Но когда я смотрю фильм, то вообще не замечаю всех этих вещей. Это не значит, что их там нет. Эти понятия для меня - из разряда параллельно существующих, абстрактных, тех, с которыми в реальной жизни не сталкиваешься. А с другой стороны я понимаю важную вещь: кульминации в кино не существует. Кульминация существует в зрителе.

Н.М.: В зрительском понимании происходящего на экране.

Б.Б.: И эта кульминация может наступить не во время просмотра фильма! А гораздо позже. И если это так, то получается, что драматургия выходит за рамки фильма?