|
|
5 декабря 2008
Алексей Коленский
 Грубое время, грубые нравы не щадят ни граждан, ни отдельных слов. Всего 100 лет назад ярлыком "графоман" увещевали прилежных авторов, подразумевая в них не отсутствие таланта, а недостаток его выраженности в ряду произведений. К почтенному племени таких художников относится Майкл Уинтерботтом, подобно скауту, одержимый жаждой украшения самых экзотических вершин гордым росчерком "здесь был Майкл". Творчество трудолюбивого режиссера поражает и цветущим разнообразием, и отчаянной скукой; фильмография напоминает яростный паззл, о каком только может мечтать прилежный фестивальный отборщик и доверчивый зритель. Изволите постмодернистского британского юмора? Вот Тристрам Шенди. Исторического полотна? Золотая пыль. Хоум-порно? 9 песен. Политкорректных подлостей? Добро пожаловать в Сараево!… Генуя - не исключение в пестром списке условных достижений мастера; в который раз Уинтерботтому повезло с оператором (Марсель Зюскинд честно заработал Венецианского льва феерической съемкой купальных процедур); традиционно не повезло с историей, которая нелепа и претенциозна.
Итак, почему Генуя? Потому, что здесь родился Колумб, проживал Марко Поло - то есть, в определенном смысле, отсюда начиналась Америка, родина вдового доцента местного университета переехавшего в Геную вместе с парой разновозрастных дочерей-пианисток. Монументальная экспозиция: страдающая от невосполнимой потери американская семья возвращается к истоку, омывающему ее блудный Континент. Курс семейной реабилитации уместился бы и на паре дипломных катушек выпускника приличной киношколы - но увы, этого нельзя сказать о случае амбициозного британца, который никуда не торопится. На протяжении полутора часов информация о героях следует из отрывочных реплик, физиологических отправлений, повседневной рутины, в последнюю очередь из игры. Артистам приходится туго: пока дивно посвежевший Колин Ферт, грациозная падчерица Брайана Де Пальмы Уилла Холланд и крошка Хэйли-Жардин (Убить Билла - дочь героини Умы Турман) не наплутаются по средневековым улочкам, не понежатся в мелководных лагунах и не помочатся в кроватки, мы не узнаем о персонажах ничего занимательного. Но лишь только боль потери источит семейные узы, заблудшим душам явится покойная родительница… как чарующее видение, как строгая фея, как Дар Небес, как живой укор… "Вечная мать", над которой всласть поглумился умный, но скромный Дэвид Маккензи (см. Хэллэм Фоу). В сущности, это ее покойницкими глазами мы созерцаем мытарства вдовой семьи – жаль, что от эпизодического образа Хоуп Дэвис (Доказательство, Мистификация) остаются лишь симпатичные морщинки. Но лишь, наконец, повеет могильным кошмаром нелюбви, холодом бездомья, ужасом сглаза, и Уинтерботтом обернется живым чутким классиком… на одно вполне уловимое мгновение! За которое мы его все равно не извиним, ведь кино кончилось, едва начавшись.
К слову, одиссея сироты-островитянина, заплутавшего среди руин Италии (Венеции) была рассказана за 35 лет до Уинтерботтома в мерцающей сказке А теперь не смотри. Впрочем, шедевр Николаса Роуга не имеет никакого отношения к творчеству нашего героя, вертящего ремесло кончиками прохладных пальцев и равнодушного к чаяниям зрительских масс и успехам талантливейших коллег.
|
|
|