|
|
|
|
14 июля 2008
 Эта картина Бергмана, которую иногда формально относят к жанру хоррора, задействует сюрреалистические приемы повествования в большей степени, чем любая другая его работа. Формально фильм делится на две части – первая из них повествует о смятении души, которое испытывает художник (Макс фон Зюдов). В час волка, час перед рассветом, к нему приходят демоны, которые терзают его душу всевозможными страхами. Молчаливая жена художника (Лив Ульман) по совету странной старухи читает его дневник, но не может вытащить его из расширяющейся воронки безумия. Час волка, в который чаще всего рождаются и умирают люди, с каждым днем становится все более трудно пережить.
Во второй части демоны обретают плоть, а повествование окончательно принимает характер сна. В замке графа, который посещают художник с женой, каждый персонаж салонного общества кажется вампиром, а художник тяготится воспоминаниями о грехах, которых, возможно, не совершал. Начинается пальба по призракам, среди которых есть как минимум один живой человек, а кульминация картины напоминает по настроению балладную лирику романтиков. И после того, как ворон уже каркнул свое "никогда", становится очевидно, что этот фильм об ужасах семейной жизни. В первую очередь картина интересна как раз сочетанием этой сюрреалистической формы подачи с классическим для Бергмана набором тем. Час волка тематически рифмуется с картиной Сквозь тусклое стекло, главная героиня которого также страдает от душевной болезни, а окружающие ее люди страдают от возникающих в связи с этим нравственных проблем. Интересно заметить, что эти страдания никого из героев не очищают, и поэтому можно трактовать оба фильма как критическую рецепцию традиционной христианской доктрины – и неважно, кто является в кошмарах, бог в образе паука или демон в образе вампира. Эти образы, которые можно прочесть как гипертрофированную аллегорию совести, в обоих фильмах обретают плоть и будут грызть своих жертв, пока не загрызут совсем.
Бергман о фильме, интервью 1971 года:
"Час волка" разыгрывается в сумеречной стране. К тому же в нем использованы и обыграны новые для меня элементы — романтическая ирония, фильм призраков. Меня до сих пор веселит сцена, где Барон совершенно свободно ходит по потолку, говоря: "Не обращайте внимания, это я потому, что ревную". И я улыбаюсь, когда старая дама снимает с себя лицо, объясняя, что так она лучше слышит музыку. А потом кладет глаз в бокал"."Сложность этой картины в том, что я не мог понять, о ком она. Если бы я делал ее с точки зрения Альмы, она получилась бы очень интересной. Но я делал ее неправильно. После того, как фильмы был закончен, я пытался развернуть его под ее точку зрения, мы даже пересняли несколько сцен, но было уже слишком поздно. Видеть, как сумасшедший человек становится еще более безумным - скучно. Было бы более любопытно увидеть, как абсолютно здоровая женщина сходит с ума, поскольку любит безумца, за которого вышла замуж. Она вступает в его мир ирреального и это ее заражает. Внезапно она ощущает себя потерянной. Я понял все это только, когда картина была уже завершена".
|
|
|
Версия для печати
