|
|
|
|
22 апреля 2008
Владислав Шувалов
 Верное говорят, что чувство свободы, присущее чешскому/словацкому кино середины 60-х г.г. было беспрецедентным для социалистической кинематографии – подобного творческого раскрепощения ни советское, ни польское кино не знало в годы послабления своих цензурных режимов. Чехословацкие авторы могли позволить себе широту высказываний, некоторые из которых по нынешним временам показались бы двусмысленными, а то и провокационными. Одной из таких лент стала экранизация повести Ладислава Гросмана Магазин на площади, сделанная режиссерами Яном Кадаром и Элмаром Клосом. Фильм был удостоен "специального упоминания" за работу актерского дуэта (Ида Каминьска и Йозеф Кронер) на Каннском кинофестивале (1965), а также получил премию "Оскар" в категории "Лучший зарубежный фильм" (1966).
Главный герой фильма – Тоно Бртко, представитель бедноты словацкого городка 1942 года. Тоно - послушная пьянь, тюфяк и голытьба, живущий по принципу "тише воды, ниже травы". Вроде бы плотник, но к делу не приставлен: он слоняется по станице без особых занятий в паре со своим псом, который, как и его хозяин, равнодушен к внешним событиям. Герой сторонится оккупантов и не жалует власть, но не из идейных соображений, а так, как нищеброд недолюбливает зажиточную прослойку.
Завязка происходит, когда шурин Тоно, нацистский прихвостень, дослужившийся до высокой должности в Глинкове Гарде, словацкой профашистской организации, специализирующейся на "ариизации" имущества евреев и цыган, преподносит родственнику подарок: Тоно назначают хозяином в еврейском магазине, по сути – рэкетиром на "законных" у новой власти основаниях. Оборванец Тоно, не желающий и не способный руководить ни при какой власти, сопротивляется решению, но успешно обработанный своей женой, которая мечтает разбогатеть, не гнушаясь средствами, заявляется в предписанный магазин на правах "арийского управляющего". На месте обнаруживается, что шурин надсмеялся над родственником: галантерейная лавка, которой управляет выжившая из ума одинокая старуха-еврейка (Ида Каминьска), не способна принести дохода. Продажа пуговиц и швейных принадлежностей - не бизнес, а недоразумение; мало того, хозяйка настолько слаба умом, что даже не ведает ни про начавшуюся войну, ни про полицейские акции против евреев. Тоно собирается взять самоотвод, но тут подпадает под очередное влияние: активисты из еврейской городской общины, прознав, какого увальня поставили на должность "арийского управляющего", заключают с ним сделку, полагаясь на назначение простофили как на меньшее из зол: герою предлагают деньги за то, чтобы всё шло, как идёт, своим чередом, и чтобы "арийский управляющий" не досаждал старой вдове. Бртко соглашается и становится не начальником магазина, а, по сути, прислугой в нём: Тоно подметает полы в магазине, прислуживает на кассе, ремонтирует старухе мебель, сносит её причуды (та, хоть и безумная, но командовать не разучилась). Однако самого героя новая роль и общество сумасшедшей старухи вполне устраивают до тех пор, пока на станцию не приходят железнодорожные вагоны для скота, а в дома евреев - повестки о высылке. За это время, герой, подобно верной собаке, успел привыкнуть к "магазину на площади" и его хозяйке, взбалмошной женщине, принявшей по недомыслию "арийского управляющего" за своего родственника - и теперь, управляющий Тоно становится перед выбором, от которого зависит судьба старой женщины.
Жанр фильма к этому моменту окончательно меняет свой вектор. Начало картины полно горькой иронии, которая заставляет вспомнить о гашековском Швейке - комичностью поступков и непритязательностью амбиций главного героя авторы изобличают существо тоталитарной системы (например, в сценах построения на деревенской площади идиотской вавилонской башни, увенчанной свастикой словацких фашистов и обрамленной гирляндой словно новогодняя елка).
Фильм пикирует в экзистенциальную воронку, в которой перемешались ужас от столкновения с кошмарной реальностью и осознание необходимости конкретных действий. Последние полчаса фильма – акт экзорцизма, попытка вопреки страху, парализующему волю, принять по-человечески верное решение (блестящее выступление актера Йозефа Кронера): герой запирается в магазине, в то время как на площади идёт перекличка евреев, подлежащих депортации. Тоно мечется из угла в угол, заливая спиртным разгоревшийся внутри него ад: то он готов спрятать еврейку, то выдать её, то снова спрятать. Удивительно, но свой выбор герой так и не способен сделать - за него выбор делает случай…
…Сегодня, когда отношения к различным аспектам Второй мировой войны обросли штампами и мифами, поражает честность и смелость режиссёров (кстати, Ян Кадар сам прошёл через концлагерь, что исключает провокационные претензии в его адрес). Кадар и Клос находят возможность трагикомического и даже абсурдно-сюрреалистического интонирования на суровом драматическом материале войны, проводят параллели между полицейскими режимами фашистской Словакии и социалистической Чехословакии, наконец, создают пронзительную драму "маленького человека", безвестно сгинувшего в жерновах военного времени. Авторы решились возвестить о горькой судьбе безыдейного и малодушного человека на фоне трагедии Холокоста - и тем самым подчеркнули абсурдность войны, которая здесь показана не через количество жертв, а через осознание потери конкретной живой души - которая никогда не имеет национальности, а в данном случае лишена тяги к самопожертвованию или подвигу и оказалась слабой (всего лишь, слабой), не способной вынести поставленного жестоким временем бесчеловечного выбора.
|
|
|
Версия для печати
