Я познакомился с
Орсоном Уэллсом в 1936 году в конце моего кругосветного путешествия. Это было в Гарлеме, на "Макбете" в исполнении негров, странном и прекрасном спектакле. Орсон Уэллс был еще совсем юн. Тот же
Макбет свел нас вновь на фестивале в Венеции в 1948 году. Как это ни странно, я никак не связывал молодого человека времен черного
Макбета и знаменитого кинорежиссера, который должен был мне показать другого
Макбета в маленьком зале на острове Лидо. Он сам напомнил мне в небольшом венецианском баре, как я ему в свое время указал, что в театре обычно обходят сцену лунатизма, в то время как в моих глазах она принципиально важна.
Макбет Орсона Уэллса — фильм проклятый в том благородном смысле этого слова, в каком мы его употребляли на фестивале в Биаррице.
Макбет Орсона Уэллса оставляет зрителей глухими слепцами, и я уверен, что можно легко пересчитать тех, кто его любит и к которым я с гордостью себя причисляю. Уэллс очень быстро снял этот фильм — после бесчисленных репетиций. Он хотел сохранить театральную стилистику, пытаясь доказать, что кинематограф имеет право направить свое увеличительное стекло на любое произведение и пренебречь тем ритмом, который считают присущим кино. В Венеции мы беспрерывно слышали повторения следующего бессмысленного высказывания: "Это кино" или "Это не кино". Иногда даже добавляли: "Это хороший фильм, но это не кино" или "Это фильм плохой, но это кино". Легко представить, как мы веселились по этому поводу. Когда нас интервьюировали для радио, и я, и Уэллс единодушно отметили, что мы с удовольствием узнали бы, что такое фильм-кино, и что если кто-нибудь сообщит нам рецепт, мы тут же его применим.
