Любое творение
Алена Рене, признанного новатора киноязыка и патриарха мирового кино, обречено на тотальный разбор. Интеллектуальный монтаж, философская оценка проблем бытия, прихотливые визуальные кунштюки, хитроумные изгибы сюжета, механика "человеческой памяти" - те срезы, по лекалам которых усердные киноведы придумывают замысловатые формулы и рождают громоздкие размышления о природе кинематографа. Такой же жадный интерес к предмету можно встретить в статьях, посвященных поздним работам
Жан-Люка Годара, интерпретации фильмов которого бесконечно далеко выходят за рамки собственно фильмов. Рене в построении своего cinema выступает значительно мягче Годара – упертого нонконформиста, чье агрессивное смешение стилей, отступлений, аллюзий, парадоксов, цитат и самоцитат подается без жанровой смазки и прикрытия, в оголенной прямоте текста, направленного уколом в мозг. Ален Рене, подобно своим соратникам
Эрику Ромеру и
Жаку Риветту, на исходе века избрал путь изящной, но простодушной лирики, издавна реабилитированной классиками французской литературы. Мелодрама, вышедшая из-под пера искусного мастера, способна немало интересного поведать о временах и нравах, не теряя при этом ни в зрелищности, ни в остроте морали, ни в глубине повествования. К слову о литературе.
Дикие травы /2009/ содержат интертитр с цитатой из "Воспитания чувств" Флобера: "Чтобы ни случилось, мы будем любить друг друга". Сладковатая реплика, как и любой другой жест маститого экспериментатора, вызывает массу толкований. Это и декларация связи двух культур – визуальной и литературной, и усмешка над героями
Диких трав, в порыве взаимного увлечения поднявших бурю в стакане воды, и намек на то, что воспитание чувств есть посильная обязанность культурного человека, который вне зависимости от возраста должен по мере сил возделывать ниву душевных напряжений.
1.
Этапным фильмом Алена Рене, пустившим по миру эхо канувшей эпохи блистательного "нововолнового" авторства, был
Мой американский дядюшка /1980/ - вольная адаптация мудреного наукообразного романа
Жана Грюо, одного из ведущих драматургов революционного момента (
Париж принадлежит нам /1961/,
Жюль и Джим /1961/,
Карабинеры /1963/). За попытку вырваться за пределы возможного и обновить язык, "дядюшка" был удостоен "Золотой пальмовой ветви".
