Моя первая встреча с творчеством
Юрия Германа состоялась в 1955-м году, когда с экрана маленького кинотеатра на Петроградской стороне под тревожную музыку на зрителей, сразу притихших, резко надвинулся титр, выведенный острыми, беспокойными буквами -
Дело Румянцева, а в правом нижнем углу кадра высветился дорожный знак крутого поворота - зигзаг на белом фоне. И - как ни странно, я хорошо помню, что поразило тогда в этой ленте.
Зал просто цепенел, когда героя
Алексея Баталова с заведёнными назад руками вели по двору к милицейскому фургону - он оглядывался напоследок, хлопала дверца, и прекрасной белой ночью этот "воронок" провозил его по самым что ни на есть "открыточным" местам Ленинграда - вдоль набережной Невы, по мостику через Крюков канал... Где-то, словно в другом мире, звучала песня о тоскующей в ночи одинокой гармони, а в освещённом окне виднелась неясная фигура женщины, кажется, ясно понимающей, куда и зачем везут ни в чём не повинного Сашу Румянцева. И зрители точно так же ощущали, с какими пластами их опыта и судьбы города резонируют эти кадры.
Вскоре открыто стали поговаривать о неких загадочных "нарушениях социалистической законности" - и долго казалось, что именно о них-то и снят этот фильм. Пересмотрев его уже в иные времена, я, признаться, был слегка разочарован тем, что "дело", в которое запутали честного паренька Сашу Румянцева, чисто уголовное и вообще выеденного яйца не стоит. Но главным было не это, а то, что интонация фильма поразительным образом не совпадала с его фабулой.
