Такой подбор фильмов для фестиваля, безусловно, важен. Но еще важнее другое: при любом из возможных вариантов построения фестивальной программы (даже при таком широком охвате, как "от Дрейера до наших дней"), результат будет одним и тем же — революционность в крови, преемственность бунта. Ну, чем сам Дрейер не
Догма — с его тягой к сочетанию экспрессионизма и нарочитой жизненности? На показе можно будет проверить: думаю, если не все, то половина правил датских бунтарей и в
Жанне, и в
Вампире соблюдены (насчет поздних работ такого уже, правда, не скажешь, что тоже характерно). Тут и судебная хроника в основе, и отсутствие искусственного света и грима, не говоря о ставшем легендой особом режиссерском садизме Дрейера, заставлявшего бедную Рене Фальконетти стоять на камнях (и никакой тебе пестуемой всеми Памяти Физической Деятельности) ради большей достоверности мимики исполнительницы роли Орлеанской Девы.
В
Вампире радикализма уже меньше, от него можно провести другую ветвь в этой генеалогии. Это уже не просто бунт выразительных средств, утверждение первенства жизни и живой эмоции перед искусственностью, а, скорее, кладезь для лакановцев и прочих исследователей кино как идеального отражения бессознательного. Столь любимая психоаналитиками всех мастей сцена, когда главный герой видит во сне собственные похороны — вот образец кино, о котором обычному, здоровому человеку будет ровным счетом нечего сказать, кроме "Страшно!". Такое кино, между прочим — во всех смыслах научное — большая редкость, и каждый новый фильм тут же становится главным объектом исследования очередной монографии. Датчане и тут вполне себе на коне.
Фрагмент из фильма Вампир, реж. Карл Теодор Дрейер
А дальше — современность. То, во что эти два главных в датской кинокультуре начинания развиваются. В блоке нового датского кино — четверка получасовых короткометражек, дипломных работ четырех выпускников Датской киношколы, одной из самых либеральных и передовых в Европе, чуть ли не официальной программой который является выпуск радикальных режиссеров. Особого духа традиции в киношколе нет — скорее, наоборот, там пекутся о каждом студенте, ищут к нему подход, знакомят со всеми продюсерами в маленькой Дании и не успокаиваются, пока чадо не найдет себе место в киноиндустрии. И только тогда оставляют его в покое. Но это, видимо, тот случай, когда традиции лишний раз и артикулировать не стоит: они разлиты в воздухе, на уровне даже не мировоззрения, а мироощущения, каких-то совсем незаметных вещей. Которые и материализуются на пленке. Даже при том, что двое авторов из четырех — Мирза Екинович и Парминдер Сингх — снимают вовсе не о Дании и не о датчанах: один — про войну в Югославии, разделившую дедушку и внучку и не дающую им воссоединиться даже после воцарения мира (
Параграф 15), другой — про двух братьев-мусульман, мечтающих открыть свой ресторанчик (
Как семья). И это тоже, в общем, показательно — подобные сюжеты здесь выглядят никак не политкорректностью "для галочки" и уж точно не экзотикой, а именно "встречей культур" и ничем другим. Ловкой и умелой адаптацией культурной традиции под кинематографическую — и это, конечно, по-своему ценно.