Петр Ефимович Тодоровский - классик отечественного кино, маститый наставник многих современных кинематографистов и очень живой собеседник. К своему 85-летию режиссер не только вспоминает для корреспондента Синематеки об истоках творческого пути, кумирах и друзьях, но и говорит о текущих заботах и мечтах.


Вопрос: Петр Ефимович, хотелось бы сначала немного поговорить о ваших первых режиссерских работах, и прежде всего – о фильме Верность. Он снят очень в духе своего новаторского времени – середины 1960-х. Вы задумывались о каких-то свежих режиссерских приемах или это был интуитивный процесс?

Ответ: Если честно, я режиссер чисто интуитивного склада. У меня нет ни режиссерского диплома, ни сценарного, ни музыкального. Я оператор, закончил операторский факультет. Что касается Верности, у меня была такая внутренняя цель: я снимал фильм в память о моем погибшем друге Юрии Никитине. В этом фильме – моя любовь к нему. Я долго искал мальчика на эту роль – такого, знаете, неприспособленного к жизни, немного застенчивого. Для совместной работы над сценарием я пригласил Булата Окуджаву – под впечатлением от его повести "Будь здоров, школяр!". Его герой – он ведь тоже такой: у всех ложка есть, а у него ложки нет.

Созвучие вашей интонации и интонации Окуджавы очень чувствуется в этом фильме.

Да… Работать нам было очень сложно. Он еще не писал сценариев, я тоже. Он воевал и я воевал, и мы немножко знали армию. Не столько войну, сколько армию. У него был тяжелый период: он ушел от жены, жил в Питере. Работал в "Литературной газете", но его оттуда убрали. С восьми утра до двух часов дня он работал над переводами каких-то персидских поэтов, это был его заработок. Сценарий мы писали в Ленинграде и в Одессе. В Одессе мы работали весело: у нас было три комнаты, в одной жил Булат с Олей, своей новой женой, в другой я, а в третьей у нас был "клуб".

Я легко снимал картину – в том смысле, что мне очень все нравилось: и что придумалось, и что мы сняли, и исполнитель роли Юры Виталий Четвериков мне нравился, и Галя Польских, и Женя Евстигнеев. Творческая жизнь бурлила – несмотря на колоссальные трудности: мы приехали в Саратов снимать зимние сцены в военном училище…


А вы ведь как раз там училище заканчивали …

Да, там, меня туда потянуло (смеется)… А Саратов не тот город, где много снега обычно бывает, нужно было намного севернее ехать, поэтому со снегом была просто катастрофа – три пожарных машины заливали пространство пеной для огнетушения, хорошо, что стоял мороз и все это держалось… Когда на Венецианском фестивале спросили на пресс-конференции, где я снимал такую страшную зиму, а я рассказал, так хохот стоял в зале.

Верность - это была как бы проба пера. Потому что если бы картина не случилась, я бы в режиссуру больше не проник никак – это был первый случай, когда разрешили заниматься режиссурой оператору, без режиссерского диплома.

А как вы сами для себя приняли решение о смене профессии?

О, это было непросто. Когда Марлен Хуциев, с которым мы работали на картинах Весна на Заречной улице и Два Федора, уехал в Москву, а я остался в Одессе, я понял, что мне придется работать с режиссерами значительно более низкого уровня... А снимать плохую картину с плохим режиссером…

То есть Хуциев задал высокую планку.

Конечно… На студии лежал сценарий Григория Поженяна – был такой поэт и писатель. Хорошие режиссеры этот сценарий не брали, а плохим Поженян не разрешал по нему снимать. Сценарий был уже куплен, Поженяну заплатили деньги – поэтому нужно было его обязательно реализовывать. Тогда руководство студии вместе с Поженяном приняло решение… Из Москвы приехал молодой режиссер, который только что закончил ВГИК – Владимир Дьяченко. У него был средний диплом и ему побоялись сразу давать такие деньги – вот тогда меня туда прицепили как главного оператора и сорежиссера. Так появился фильм Никогда. Я прошел на нем школу. Там снимался Женя Евстигнеев, это была его первая большая роль. После этого фильма я сразу приступил к работе над Верностью. У меня было накоплено много записей – о фронте, о военном училище… Слава богу, Верность получилась – мне дали приз за лучший дебют на фестивале в Венеции, а на Всесоюзном кинофестивале – за лучшую режиссуру. Это была очень престижная награда, которая распахнула мне дорогу в профессию.

Верность стоит в одном ряду с такими фильмами, как Летят журавли, Баллада о солдате, хотя и появилась позже. С такой лиричной интонацией и взглядом не на войну как таковую, а на человека на этой войне.

Это была "оттепель", не совсем осознанное ощущение свободы. В это время нам дали вздохнуть. Появились такие режиссеры, как Хуциев, Чухрай, Швейцер… Драматург Александр Володин… По его сценарию я позже поставил фильм Фокусник с Зиновием Гердтом. На меня произвели очень сильное впечатление "Пять вечеров" и другие пьесы Володина, которые я видел в "Современнике". Все это очень повлияло на мое самоощущение. Не говоря уже о том, что обычно я много вкладываю от себя в главного героя. Я не могу по-другому делать… Эта интонация, настроение, аромат картины… По-другому у меня получается хуже.


А каких зарубежных режиссеров вы любили тогда и любите до сих пор? Кто влиял на вас?

Феллини – мое знамя. Он маг, волшебник. Дорога, Ночи Кабирии… Помню, как мы первый раз посмотрели Восемь с половиной - вышли совершенно очумевшие. Масса была новых приемов, удивительный монтаж, чувство юмора, колорит, мучения режиссера… Чарли Чаплин и Феллини – мои душевные друзья (смеется). Фильмы итальянского неореализма имели определенное влияние. Очень хорошие были фильмы. Правда, правда, и еще раз правда. Я постепенно превращался в правдиста. А правду никто не любит. Вся правда о войне до сих пор еще не рассказана.

Какие воспоминания сохранились у вас о Борисе Волчеке – знаменитом операторе, у которого вы учились во ВГИКе?

Очень хорошие. У Бориса Израилевича было очень много хороших учеников. Его спросили, как он их находит, а он ответил – "Они сами меня находят". Он был очень либеральным человеком, давал нам свободу, никакого диктата… Он нами действительно занимался. Наш курс оказался очень сильным – со мной учились Вадим Юсов, который потом работал с Тарковским и Данелией, Герман Лавров, снявший с Роммом Девять дней одного года, Леван Пааташвили – он много снимал в Грузии и на "Мосфильме", снял Романс о влюбленных, Сибириаду, Бег… Так что курс был очень видный, и сразу хорошо показал себя.

Сейчас нередко говорят, что за годы ломки нашей кинематографической системы только операторы до сих пор держат планку. Почему?

Ну, я не знаю, как преподают в парижской киношколе, в нью-йоркской… Но во ВГИКе, видимо, еще с давних времен, когда преподавали мэтры, наши "портреты", как мы их называли, была заложена хорошая система обучения. На операторском факультете преподавали Анатолий Головня, который работал с Пудовкиным, Борис Волчек, Леонид Косматов, Александр Гальперин. У каждого из них было по несколько сталинских премий. Думаю, что заложенная ими система до сих пор срабатывает. Вадим Юсов, который уже больше двадцати лет заведует кафедрой операторского мастерства, поддерживает эту школу. Хотя, конечно, есть более молодые люди, которые по-новому работают, очень интересно – Сергей Мачильский, например.