Не успев стартовать, 32-ой ММКФ удостоился ярлыка "самого антикоммунистического фестиваля в истории". Действие сразу пяти фильмов конкурсной секции происходит в разгар социалистических безобразий 60-70-х гг.: Берлин, Боксхагенерплатц (Германия), реж. Матти Гешоннек, Как рай земной (Чехия), реж. Ирена Павлазкова, Последний донос на Анну (Венгрия), реж. Марта Мессарош, Розочка (Польша), реж. Ян Кидава-Блоньский, Следы на песке, реж. Ивайло Христов (Болгария). Фильмы, преисполненные ненавистью к павшему режиму, изобилуют диссидентами всех мастей – от идейных антисоветчиков до уличных пижонов и протестантов поневоле. Устроители [1] ловко придумали объяснение зарубежному потоку, порицающему социалистическое прошлое. Якобы выбор команды ММКФ был запрограммирован событиями последнего времени, противоречащими друг другу и потому требующими личного самоопределения как то бывало в старые (не)добрые времена. С одной стороны, власть ясно декларирует свою позицию по катынской трагедии, пусть запоздало, но безапелляционно относя ее на счет преступлений сталинизма, с другой, в преддверии юбилея Победы потворствует реабилитации образа палача (вспомним скандальную надпись в московском метро).

Однако если пропустить мимо ушей гражданский пафос организаторов, то ситуация с подбором характерных лент выглядит до неприличия банальной. В период какофонии авторских голосов, смешения позиций и мотивов, общим подходом может стать только подгон фильмов под единый тематический знаменатель. Видимо, устроителям надоело, что их ежегодно обвиняют в беспринципности отбора. Сегодня камни в огород организаторов могут полететь по любому другому поводу, кроме одного: что программа, мол, собрана как Бог на душу положит. Кроме того, нельзя не заметить, что ныне Западная Европа увлечена своими моральными заблуждениями (Лурд, О Богах и людях) и занята поиском душевного абсолюта, хотя бы азиатского (Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни, Поэзия). Если фильмы таких классиков как Марта Мессарош, оказываются невостребованными фестивалями высшего уровня, то они оказываются в поле зрения фестивалей иного порядка. Другими словами, в конкурсной программе ММКФ могут случиться премьеры лишь тех фильмов, которые негожи ведущим площадкам. Анемичные самокопания вечно неустроенных и беспокойных соседей из восточной части Европы перестали забавлять главные форумы.

Сбить характерный пафос критики, часто обвиняемой в несправедливом злобствовании по отношении к родному фестивалю, можно единственным образом – включением в конкурс качественного кино, позволяющего потеряться в мире великой иллюзии и забыть обо всем на свете (в том числе, о делении мира на "правых" и "левых"). Но такие опусы, как Следы на песке девальвируют статус фестиваля и возносят другую мысль, что политика в искусстве есть последнее прибежище бездаря. Если в советские времена столичный форум был обязан привлекать идейное барахло из соцстран, то кто сейчас заставляет фестиваль становиться гаванью "идейного" пост-социалистического мусора? Остается непонятным, чем могла заинтересовать организаторов совершенно беспомощная и неумная лента о хулигане-эммигранте, рассказывающим раздобревшим от водки болгарским таможенникам байки о своих многолетних скитаниях на чужбине. Следы на песке по своему художественному уровню напоминают худшие образцы российского кино, лишенные как элементарного профессионализма, так и эстетического чутья. Впрочем, тот факт, что кинодела в Болгарии складываются не лучшим образом, продемонстрировала панорама болгарского кино, прошедшая на ММКФ в прошлом году, и оставившая лишь чувство недоумения и досады.

Чтобы ругать главный отечественный кинофестиваль, много ума не нужно. Есть в этом дежурном задоре что-то от брюзжания псевдоинтеллигентов, а по существу паразитов-потребителей, облюбовавших удобную нишу критической безответственности. Проблемы фестиваля известны и понятны. Его устроителям, работающим в условиях вечной спешки, тотальной дезорганизованности и неискоренимого всевластья чиновников, можно только посочувствовать. И поэтому, когда обнаруживается фильм, достойный отрадных слов, его успех хочется записать в актив не случайных явлений, но прозорливого отбора и профессиональных побед фестиваля. На такую победу претендует лента польского дебютанта Борыса Ланкоша Реверс, представленная в опытно-исследовательской секции "Перспективы", но достойная большого конкурса.


В первом приближении тематика картины все та же – возвращение в прошлое и осмысление опыта сопротивления социалистическому режиму. Действие Реверса происходит в Польше в 1952 году. Закомплексованная дурнушка, работающая в отделе поэзии варшавского книжного издательства, никак не может устроить личную жизнь. Равнение на поэтические идеалы сводит на нет любое общение с противоположным полом. Мать с бабушкой (зажигательный дуэт Кристины Янды и Анны Полёны) сбились с ног в поисках женихов, и уже было отчаялись найти мужа своей девочке, когда на пути героини нежданно-негаданно появился герой в белом. Джентльмен, словно сошедший с киноэкрана, носит плащ-дождевик и смачно курит сигарету. Он не повторяет сказанное дважды и способен охладить пыл хулигана одним ударом. Незнакомец обходителен, галантен, силен, красив, сексуален - субтильная редакторша улетела на седьмое небо от счастья…




Ретро-нуар Реверс - постмодернистская фантазия на темы недавней истории. Однако 36-летнего режиссера интересует не столько политика, сколько искусство кино. Его работа - дань памяти старому польскому кинематографу, сделанному по западным лекалам и некогда являвшимся для обделенного польского (и советского, кстати) зрителя дверью в сверкающий прозападный мир [2]. Ланкош отрабатывает этот миф по полной программе, являясь носителем той части изобразительной культуры, моду в которой задают Дэвид Финчер или Жан-Пьер Жене – махровые визуалисты и дотошные конструкторы искусственных миров. Монохромная Польша Реверса, перемежаемая цветными вставками и хроникальными эпизодами, напоминает стерильный Нью-Йорк из Загадочной истории Бенджамина Баттона [3] или игрушечный Париж из Амели. Подобное кино надо уметь снять. Еще сложнее - не потерять нить истории в композиционно выстроенном и эстетски изощренном экранном мире. Реверс продемонстрировал не только блестящее владение профессией и слаженную работу съемочной группы, но и специфическое чувство юмора у автора. Череда черных шуток позволяет перекинуть мост киноманских аллюзий к легендарным Деликатесам с поправкой на характерные признаки (и призраки) социалистического кино. Шершавая сказка для взрослых в тональности гиньоля обыгрывает клише соцреализма, который в каждой стране имеет свои корни и свои вершины. Наш зритель увидит в Реверсе тени, отбрасываемые горькой комедией Вячеслава Криштофовича Ребро Адама - о трех поколениях женских судеб, сплетающихся в одной малогабаритной квартире в гремучий клубок. Опыт Ланкоша показателен для политически ориентированной конкурсной селекции. Социалистическое прошлое – не повод для бичевания – это благодатный материал, позволяющий нарастить жизненно необходимый мифологический слой, без которого нет культуры, и который позволяет принять историю безболезненно, со всеми ее искривлениями и изъянами.

[1] – Об антисоциалистической направленности 32-ого ММКФ высказались в печати Андрей Плахов и Кирилл Разлогов, своего рода "старшие братья по киноведческому лагерю".
[2] – Одним из таких фильмов является Поезд /1959/ Ежи Кавалеровича, предвестник шестидесятнического кино и образец лирической меланхолии. В советском прокате фильм демонстрировался под названием Загадочный пассажир. Фильм Е. Кавалеровича включен в программу "Поколение "Ноль" выбирает".
[3] – рецензия на фильм Загадочная история Бенджамина Баттона