По возвращении в США Иствуд понял: Рауди Йейтс остался в прошлом, но теперь надо приспосабливаться к образу Человека без имени. Умело использовать его с одной стороны, но не становиться рабом – с другой. Клинт пошёл по более простому пути. Вестерны с его участием унаследовали итальянские жестокость и барочность, но уравновешивали её отсылками к традиционным американским образцам жанра. Не скажу, чтобы подход всегда срабатывал. Вздерни их повыше Теда Поста (1968, дебют собственной кинокомпании Иствуда, Мальпасо) и даже Два мула для сестры Сары самого Дона Сигела (1970) зависают между европейскими и американскими канонами вестерна и уступают работам Фуллера, Леоне или даже Корбуччи. Когда за режиссуру брался сам Иствуд, получалось интереснее. В Страннике с равнин высокогорья (1973) актёр и режиссёр превращает своего Незнакомца в мистического мстителя, который карает не только бандитов, но и равнодушных жителей городка, виновных в смерти шерифа. Кем является Незнакомец – братом погибшего или Ангелом Смерти, принявшим облик покойного – так и остаётся непрояснённным. Жаль только, слишком замедленное действие Странника притупляет этот сюрреалистический эффект. Куда более удачен Преступник Джози Уэйлс (1976). Здесь Иствуд играет фермера, чья семья погибает от рук северян в годы Гражданской войны и который выходит на тропу вечной мести. Иствуд следует классическим схемам вестернов об одиноких странниках-мстителях (в духе Беттикера), но при постановке боевых эпизодов снова вдохновляется итальянскими "пистолетными операми". Да и сам Джози Уэйлс похож скорее на Джанго из длинной спагетти-серии, чем на героев Рэндолфа Скотта. А финал, в котором Джози при помощи встреченных им в долгом путешествии людей обретает одновременно душевное равновесие и статус легенды Запада, можно рассматривать, как то самое успешное объединение американского и итальянского вестернов, которое никому не удавалось раньше.


Фильм заслуженно считается одной из лучших работ Иствуда, хотя многих смущал выбор первоисточника. Джози Уэйлс снят по роману Фореста Картера, а Форест Картер – псевдоним знаменитого расиста и куклуксклановца Асы Эрла Картера. Иствуду особо левые сразу припомнили дружбу с республиканцами и Грязного Гарри, но наш герой сохранил невозмутимость: "Я слишком независим, чтобы быть правым или левым".

Прежде чем перейти к феномену Грязного Гарри, обратил бы внимание на фильм 1970 года Герои Келли Брайана Дж. Хаттона. Этот проект должен был, с одной стороны, следовать традиции популярного военного боевика Грязная дюжина Роберта Олдрича, с другой – обозначить антимилитаристские настроения. Иствуд антимилитаристские настроения разделял. Он помнил, как ждал отправки на фронт в годы корейской войны, и с тех пор всегда был против американских военных операций за пределами США. 1970 стал годом антивоенных комедий MASH Роберта Олтмэна и Уловка 22 Майка Николса, но на их фоне работа менее известного Хаттона не затерялась. Отличный сценарий Троя Кеннеди Мартина (автора Итальянской работы) и превосходный актёрский ансамбль помогли не самому выдающемуся постановщику. Герои Келли - солдаты Второй Мировой, которые измотаны войной и всем военным. Возможность ограбить банк и скрыться "герои" не могут упустить, пусть даже банк находится на оккупированной территории. Ограбление перерастает в масштабную военную операцию, а компания грабителей поневоле действительно становится героями. Фильм точно выдерживает баланс между комедией и боевиком, а осмеяние милитаристского официоза не мешает авторам с симпатией относиться к "героям Келли". Сегодняшним военным лентам очень не хватает лёгкости этого фильма, готорый открыто противостоит и догматическому патриотизму и прославляет здоровый цинизм как способ выживания на фронте. Другое дело, что как раз Иствуд в роли вожака солдат-грабителей, надо признать, слегка потерялся на фоне великолепной игры Доналда Сазерленда (хиппи 40-х в танке – это посильнее Казановы) или комика Дона Риклза (снабженец-мошенник).

Полицейского инспектора Гарри Кэллэхана можно считать осовремененным вариантом Человека без имени. Но этот популярный герой Иствуда появился как раз в то время, когда американское общество оказалось в весьма затруднительном положении: 60-е выдохлись, прекраснодушные хиппи оказались убийцами беременной Шэрон Тейт, власти увязли во Вьетнаме и предвыборных махинациях. И вот в 1971 Дон Сигел выпускает внешне обычный фильм о поимке маньяка-убийцы, который вызывает шумные споры даже у далёкой от кино публики. Сигел вообще не так прост, как может показаться. Автор внешне неброских жанровых лент был не только одним из лучших мировых режиссёров, но и мог придать своим работам подрывной эффект, которому бы позавидовали профессиональные кинопровокаторы. Напомню: Вторжение похитителей тел в форме напряжённого фантастического триллера атаковало все обезличивающие идеологии. Поэтому фильм в равной степени воспринимают как предупреждение об опасности "красной угрозы" и антикоммунистической истерии. Вестерн Пылающая звезда отказывал расам и религиям в мирном сосуществовании. В военной драме Место героям в аду Сигел обозначил идею, что склонные к социопатии люди особо преуспевают в воинских подвигах. Грязный Гарри же противопоставляет полицейского, живущего по личным понятиям о справедливости, звероподобному убийце с внешностью недобитого хиппи и одновременно всей безликой системе власти. Внешняя зрелищность (а Гарри остаётся примером динамичного триллера) никого не отвлекла от особенностей главного героя. Либералы во главе с суровой дамой Полин Кейл провозгласили Кэллэхэна едва ли не фашистом и объектом "онанистских фантазий консерваторов". Между тем сегодня Гарри кажется как раз идеальным бунтарём новой эпохи. Он выглядит здравомыслящим человеком, разочаровавшимся в наследии 60-х и в равной степени презирающим систему и её агрессивных противников. Он - символ той самой контр-контркультуры, в равной степени отвергающей консерватизм 50-х и шумный либерализм левого толка 60-х. И именно Иствуду с его минималистской игрой, прошлым в вестернах самопровозглашённого анархиста Леоне и подчёркнутой независимостью в политических взглядах суждено было стать идеальным исполнителем этой роли. Он сыграл на высоком уровне, а неизменная самоирония помогла превратить фразы Кэллэхэна в реплики из повседневной жизни.

Увы, со временем Кэллэхэн из антиавторитарного борца с преступностью, одиночки без прошлого и эмоциональных связей стал превращаться в заурядного положительного героя и действительно чересчур ориентироваться на правоконсервативную публику (как и подражавшие ему персонажи боевиков со Сталлоне или Шварценеггером). В 90—00-е тиражироваться стал и вовсе маньяк Скорпио. (в фильме его сыграл Эндрю Робинсон). Почему-то стало модным видеть в убийцах бунтарей, несчастных жертв общества или придавать им демоническую привлекательность. Впрочем, Сигел предвидел и это, недаром в Грязном Гарри обстоятельства всегда складываются в пользу почти неистребимого и готового уверовать в свою безнаказанность Скорпио.

Из продолжений Грязного Гарри, поставленных другими режиссёрами (Убойная сила Магнума Теда Поста 1973 года, Служитель закона Джеймса Фарго 1976 года, Список смертников Бадди Ван Хорна 1988 года) я бы выделил Внезапный удар, снятый самим Иствудом в 1983 году. Здесь Гарри объединяется с жертвой изнасилования, мстящей банде ублюдков, успевая разделаться с досаждающими ему мафиози. Возможно, самая жестокая серия о похождениях детектива привлекает напряжённым действием, точным показом психологического кризиса, вызванного изнасилованием и отсылками к классике. По своей структуре Удар напоминает классический "нуар" о "жестоком полицейском" На опасной земле Николаса Рэя, а решающий поединок Кэллэхэна с бандитами – о лучших спагетти-вестернах. И, конечно, именно этот фильм подарил англоязычной публике фразу "Go ahead, make my day". Так Гарри обращается к грабителю, прежде чем разделаться с ним. Так президент Рейган обращался к Сенату во время сложных дебатов. Так говорят многие, даже не зная, кто сделал фразу популярной.

Сигел, конечно, был главным режиссером в карьере Иствуда. Умению сочетать интересную историю с неожиданными и провокационными темами актёр-режиссёр учился у Сигела: "Думаю, режиссуре я научился именно у него… он снимает то, что хочет. Сигел знает, как добиться нужного результата, поэтому ему не надо прикрываться ходами вроде дюжины углов съёмки…Это невероятно талантливый режиссёр, обделённый заслуженным восхищением. Голливуд слишком озабочен парнями, которые умею тратить уйму денег. А те, кто делает отличное кино на малом бюджете, остаются незамеченными. Нам не хватает таких, как Дон Сигел. Если у него что-то не выходило, он никогда не хныкал и не жаловался". Правда, на съёмках Побега из Алькатраса (1979) наш герой ухитрился поссориться и с ним.

Немного остановлюсь на отношениях Иствуда с критикой. Постоянным апологетом Клинта стал один из создателей теории "авторского кино" Эндрю Саррис, находивший добрые слова едва ли не для каждого фильма Иствуда и охотно признававшийся в рецензии на Внезапный удар: "Мне нравится Иствуд и всегда нравился". Лагерь врагов актёра и режиссёра возглавляла Полин Кейл, клявшая всё, начиная с Хорошего, плохого, злого. Иствуд находил возможность поблагодарить лояльных критиков ("Об мне высоко отзывались – что очень льстило – такие уважаемые авторы, как Саррис, Джей Кокс или Винсент Кэнди") и отметить ханжество лицемерки Кейл ("Она ругает мои фильмы за "мужскую ориентированность", но восторгается анальным сексом между Брандо и Марией Шнайдер в Последнем танго в Париже"), и был очевидно доволен тем эпизодом Смертельного списка, который высмеивал Кейл.