Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
5 сентября 2009
Алексей Гуськов
 Вынужден забрать свои слова обратно: Николас Кейдж совсем не так плох, как хотелось бы. А Плохой лейтенант Вернера Херцога получился не только лучше жестокой драмы-первоисточника Абеля Феррары - на сегодня это лучший фильм конкурсной программы набирающего обороты Венецианского кинофестиваля. Херцогу, видимо, показалось мало этого успеха, и почти одновременно с премьерой Лейтенанта стал известен и был представлен публике загадочный "фильм-сюрприз". И им оказался Сынок, сынок, что ж ты наделал? - еще один фильм Херцога! Получается, что наш герой стал виновником невиданного в истории фестиваля прецедента - сразу две картины одного режиссера вошли в главную конкурсную программу Мостры. В итоге Херцог превратился в суперзвезду острова Лидо, наблюдающего за битвой "Херцог против Херцога". Про херцогского Сынка, убившего свою мамочку, я расскажу вам завтра, а пока поделюсь впечатлениями от Плохого лейтенанта.
Чтобы совсем не пасть хотя бы в своих же глазах, ядовито замечу, что Николас Кейдж всё же был бы несносно плох, если бы Херцог пошел по пути Феррары и принялся снимать историю торчка-полицейского с той же маниакальной серьезностью. Немец, по всей видимости, не врал, когда говорил, что не смотрел первую инкарнацию Плохого лейтенанта - из оригинала перешли только следователь в центре сюжета, крепко сидящий на всех доступных тяжелых наркотиках, линия с его букмекерским долгом, да всепонимающая подруга-проститутка с теми же привычками. Изменилось и преступление, из которого раскручиваются все события фильма, и персона лейтенанта вместе с его происхождением, и даже финал. Но главное - в фундаменте нового Лейтенанта лежит совершенно другая тональность, разрывающая связи двух одноименных фильмов: Херцог снял свою первую настоящую комедию!
И тут Кейдж оказался ровно на своем месте - комичные идиоты со "съехавшей планкой" даются ему в разы лучше бесстрашных спасителей планеты. Причем, именно в этом, несколько позабытом, амплуа Кейдж начинал свою карьеру. К сожалению, большинство фильмов того периода были очень скверными, но, например, фееричный главный герой Поцелуя вампира /1988/, клацающий вставными клыками из магазинчика ужасов и спящий в гробу, по сей день оставался моим лучшим впечатлением от всей работы Николаса Кейджа в кино. Замечательно, что вдобавок ко всему Херцог выдавил из Кейджа пусть смешного, но вполне натурального Агирре, которым и Клаус Кински не побрезговал бы: перекошенный лейтенант весь фильм ходит сутулясь и вворачивается в кадр, делая безумные глаза, из-за спины оператора - в точности по способу, который Кински неоднократно применял у Херцога в Агирре, гнев божий. Решение режиссера воскресить образ легендарного "друга-врага" выглядит очень трогательно, сразу становится понятно, что в лейтенантское хулиганство Херцогом вложено больше души, чем могло бы показаться. Впрочем, это обстоятельство можно не знать и не замечать - удовольствие от экранного буйства никак не изменится. А получить удовольствие не трудно, ведь в отличие от ферраровской, эта версия Лейтенанта совсем не угнетает психику. Открытое насилие здесь либо переиграно в забавные скетчи, либо вынесено за границы экрана, а фильм совсем не пытается показать, насколько бесперспективно плох окружающий мир. Даже рубленая сцена скоростной разборки наркоторговцев (разборка! скоростная! у Херцога!) заканчивается "танцем души" одного из убитых. Ещё не вознесшаяся, она исполняет разудалый брейкданс в воспаленном мозгу героя Кейджа.
Визуализация измененных состояний сознания - еще одно достижение Херцога и его постоянного оператора Петера Цайтлингера, работающего с режиссером весь его "американский" период. Если у Феррары камера следила за своим скатывающимся в прижизненный ад героем в отстраненной, околодокументальной стилистике, то у Херцога художественно применяется шизофренический эффект: как будто это не вы смотрите на бесчинства плохого лейтенанта из своего безопасного кресла, а он сам смотрит на себя, подменяя ваше зрение своим больным сознанием. Тот же прием подмены использован в лучшей сцене (она же самая смешная, комедия все-таки), когда точка зрения камеры попеременно принадлежит двум ищущим любви игуанам, для которых окружающая сцена преступления с психом-полицейским на заднем плане - лишь помеха в важном деле. Забавно, что сам режиссер считает свое творение новой формой нуара. На пресс-конференции Херцог высказал пожелание встретиться в Венеции с Абелем Феррарой и обсудить получившийся "нео-нуар" за бутылкой виски. Немец не учел только, что Феррара еще не прибыл на Лидо, а Плохого лейтенанта здесь показывать уже закончили. Я же надеюсь, что в неожиданно похолодавшей Венеции разогревать зрителей будут не только потенциальные драки пьяных кинематографистов, но и новые кинооткрытия. А "Синематека" будет ежедневно сообщать вам об интересных находках!
|
|
|
Версия для печати
