Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
18 апреля 2008
Иван Денисов
 Возможным вариантом оригинального названия C'era una volta, il West может быть Когда-то, был Дикий Запад. Для 68 года тот Дикий Запад казался почти лукасовской "далёкой-далёкой Галактикой", местом из легенд и сказаний. Леоне меняет интонацию: переработав мифологию вестерна в свою собственную, он прекрасно понимал, что продолжать тему ироничных "долларовых" фильмов (особенно после выдающейся картины "Хороший, плохой, злой") уже не имеет смысла. Пришла пора показать, что циники способны на самый проникновенный лирический настрой и сделать свою элегию. Прощание с Диким Западом и с жанром классического вестерна.
Вот что сам Леоне говорил об американском вестерне: "Американцы всегда изображали Дикий Запад крайне романтично – лошадь бежит на свист своего хозяина и тому подобное. Они никогда не относились к Дикому Западу серьезно, точно так же, как мы, итальянцы, никогда не относились серьезно к Древнему Риму. Возможно, лучший фильм о Риме – это Спартак Кубрика, остальные картины на эту тему выглядят картонно. Эта поверхностность меня всегда поражала и интриговала". "Форд, будучи настоящим ирландцем, всегда смотрел на вещи с христианской точки зрения… его персонажи и протагонисты всегда надеются на цветущее и плодотворное будущее. Что до меня, история покорения Запада представляется мне царством сугубого насилия".
Не стоит, конечно, думать, что Леоне отказался от своих ходов. Ни в коем случае: эффектные перестрелки и точные остроумные реплики здесь, безусловно, присутствуют. Но всё же важнее ощущение смены эпох, периода, когда на смену "хорошим, плохим, злым" (иногда в одном лице) мстителям, бандитам, наёмникам приходят прогресс, цивилизация и проч. Ничего плохого в них нет, но давайте не забывать, что во многом именно мстители, бандиты и наёмники проложили дорогу Великой Американской Мечте. И тщательно изучавший американскую историю Леоне о том лишний раз напоминает. Хотя Однажды на Диком Западе можно при желании трактовать и как напоминание, что именно вестерны, вроде бы сходившие с мировой киноарены, уподобились своим героям и благодаря работам Форда, Уолша или Хокса сделали возможным кино более проблемное и новаторское.
Вообще этот фильм - рай для киномана, не в меньшей степени, чем работы Годара или Тарантино. Конечно, Леоне и его сценаристы цитируют в основном американскую классику вестерна, но делают это весьма умело. Ожидание поезда отсылает к Ровно в полдень, налёт на ферму – к Отправившимся на поиски, загадочный мститель – к "Шейну". И это - лишь в первые 20 минут. Отсылки и цитаты продолжаются и дальше, не заслоняя, однако, стиля самого великого римлянина. Разумеется, при всей синефилии Леоне и сценаристы требовались соотвествующие, поэтому в работе над первой версией сошлись не кто-нибудь, а Дарио Ардженто и Бернардо Бертолуччи. Кинокритик и будущий ас "джалло" Ардженто только начинал свою режиссёрскую карьеру и, учитывая его интерес к эффектным кинематографическим формам, привлечение такого человека с сценарию было разумным шагом (не стоит забывать, что Ардженто одним из первых в критической среде выступил в поддержку Леоне). Фамилия Бертолуччи в титрах может показаться странной, но не для знающих его биографию. Представитель так называемой "северной интеллигенции" итальянского кино в 60-е не очень интересовался кинематографом своей страны. В то время его больше привлекала "новая волна" из Франции. Режиссёры же "новой волны" всегда восторгались традиционным американским кино вообще, и вестернами в частности, поэтому сотрудничество с Леоне напрашивалось само собой. Другое дело, что окончательный вариант сценария создавали сам Леоне и его частый соавтор Серджо Донати, не такой, может, знаменитый, как Ардженто и Бертолуччи, но лучше знавший, как выстраивать историю "под Леоне".
По истории, я напомню, "однажды на Диком Западе" сходятся три жанровых архетипа: загадочный странник-мститель, благородный бандит и зловещий убийца-наёмник. Добавим четвёртый архетип, очаровательную вдову ("даму в беде"), из-за фермы которой и возникает конфликт, и картина полная. В этот раз Леоне не иронизирует над сходством хороших, плохих и злых, всё прочерчено, как и положено, в традициях жанра, но, внешне этих традиций не нарушая, Леоне в очередной раз ошеломляет своей индивидуальностью. Очередной "постепенный флэшбэк" доводится до небывалой эмоциональной силы, ритм фильма затягивает на все 165 минут, пролог остаётся непревзойдённым по напряжению, а "сообщники" Леоне, в лице оператора Тонино Делли Колли и композитора Эннио Морриконе, кажется, превосходят сами себя (если вы помните монтаж крупных планов под музыкальную тему "Как правосудие", то поймёте, о чём речь).Главные роли достались Джейсону Робардсу (Шайенн, благородный бандит, чем-то напоминающий Туко из Хорошего, плохого, злого), Чарлзу Бронсону (мститель по кличке "Гармоника"), Генри Фонда (злодей Фрэнк) и Клаудии Кардинале (вдова Джил). Отработали все на высшем уровне, само собой. Любопытно, что Бронсон от своих слов по поводу сценария Горсти долларов не отказывался, только стал добавлять "Теперь я знаю, что главное не сценарий, а то, что с ним делает Серджо". Ход с приглашением Фонда был рискованным, так как выдающийся актёр ассоциировался в основном с абсолютно положительными героями. Однако хитрец Леоне прочувствовал тёмную сторону Фонда и позволил тому сыграть одну из лучших (и любимых им самим, кстати) ролей. Так что отзывались они друг о друге весьма уважительно. Добавим, что Леоне, конечно, предвкушал и шоковый эффект: в начале фильма, в эпизоде расправы над семьёй фермера, Фрэнк-Фонда появляется в кадре, устремляет свои положительные (казалось бы) глаза на зрителя…и оказывается главным негодяем.
Красавица Кардинале ("Лучшее изобретение Италии… после спагетти", по словам Дейвида Нивена) помимо того, что она красавица, играет и единственную победительницу в фильме. Будущее уже не столь дикого Запада связано с ней, а не с вымирающими героями и злодеями прежней поры. Приходит пора американского матриархата и, как мы сегодня видим, торжества "женского кино". В данном случае Леоне оказался ещё и пророком.
Прощальная элегия Леоне по времени почти совпала с кровавым реквиемом Сэма Пекинпа Дикая банда 1969 года. Если у Леоне Дикий Запад рушился под напором прогресса и матриархата, сыграв свою роль, то у Пекинпа одиночки Запада оказывались бессильны перед напором быдла, объединяющегося в отряды наёмников на госслужбе (в цивилизованных странах) или в революционные отряды (в нецивилизованных). Характерно, что 60-е заканчивались таким вот двойным прощанием с вестерном.
Правда, у Леоне прощание оказалось долгим. К концу 60-х интеллектуалов обуяла мода на левизну (свидетельство того, что интеллектуалы в основном образованные, но не слишком умные люди). Восхваление заурядных гангстеров вроде Че Гевары, диктаторов вроде Кастро или Мао, истерика из-за попыток США остановить коммунистическую экспансию в Азии (во Вьетнаме, например), как результат - баррикады в городах, коллективное чтение Мао, хиппи и прочие тошнотворные явления. Лезла левацкая политика и в кино, и, что совсем плохо, в итальянские вестерны. Фильмы Дамиани, Корбуччи или Соллима о мексиканской революции или об угнетаемых мексиканцах должны были читаться как их трактовка борьбы Вьетнама, Африки или Южной Америки с оковами цивилизации.
Леоне, по возможности, держался в стороне. Себя он называл "разочарованным социалистом" и говорил, что сочувствует анархистам. Он отказывался считать свои фильмы аполитичными, но весьма отрицательно отзывался о попытках привлекать в кино идеологию, полагая, что семья и друзья гораздо важнее борьбы за улучшение мира. Кажется, Леоне был едва ли не самым здравомыслящим европейским кинематографистом тех лет.
Проект Однажды, революция (1971) должен был раскрыть взгляды Леоне на политизированные вестерны. Хотя сначала режиссёром должен был стать американец Питер Богданович, но ничего не вышло – с Леоне он не сработался. Потом за дело брался Джанкарло Санти, бывший ассистент Леоне, но в конце концов фильм снял сам синьор Серджо. Название менялось, фильм выходил как За горсть динамита, например. Но самое точное, по-моему, это - Пригнись, придурок. Вообще это совет профессионального подрывника своему сообщнику, но во многом название воспринимается как совет Леоне интеллигентам и кинематографистам. Пригнитесь, придурки, и не лезьте в революцию, нет в ней ничего приятного и хорошего. Об этом и эпиграф из пресловутого Мао "Революция – не ужин при свечах, не литературный вечер, не рисование и не вышивание. Она совершается без вежливости и изысканности. Революция – это акт насилия". Ну, вообще-то там ещё есть строчка: "благодаря которому один класс низвергает другой", но от неё хитрый Леоне отказался. Его фильм о похождениях во время мексиканской революции двух авантюристов, ирландца-террориста и мексиканского мошенника (тёзок, кстати, Шона и Хуана), лишает революционную борьбу всякой романтики. Благие цели теряются за чередой смертей, погибают близкие и друзья. И что в результате? "Тебя сделают генералом" говорит умирающий Шон лишившемуся детей и лучшего друга Хуану. "Но я не хочу быть генералом!". А ведь кроме чинов победителям революция ничего и не приносит. Таков вывод Леоне, и с ним трудно не согласиться.Главные роли в фильме сыграли Джеймс Кобёрн (Шон) и Род Стайгер (Хуан). С Кобёрном Леоне мечтал поработать давно, так как восхищался актёром в "Великолепной семёрке". Со спокойным Кобёрном Леоне сработался хорошо. Что до Стайгера, то он своим поведением и желанием играть "по-своему", а не по режиссёрским указаниям в разное время доводил до белого каления Фуллера и Бондарчука, поэтому их конфликты с Леоне носили постоянный характер. Но сыграл Стайгер превосходно. В то же время, хотя Пригнись, придурок и является добротно исполненной картиной, наверное, он остаётся наименее интересной работой великого режиссёра. Фильм ценен как пример нежелания режиссёра следовать моде на левизну и может рассматриваться как выпад против тех, кто этой моде поддался. Последние, конечно, разобиделись. К гулу неодобрения примкнул и недавний соавтор Леоне, Бертолуччи, но автор лучших итальянских лент 60-х отреагировал спокойно. Зато любил рассказывать, как однажды к нему подошёл человек и поблагодарил режиссёра за Пригнись, придурок. Сыновья этого человека, посмотрев фильм, завязали с революционной борьбой и предпочли помогать родителям. Правда это или нет, я не знаю, однако Леоне пересказ истории всегда завершал словами "Лучшей оценки своего творчества я не слышал".
Следующий фильм Леоне вышел только в 1984 году, хотя работы у режиссёра хватало. Был "техническим консультантом" (читай "снял ряд эпизодов") на картине Меня зовут никто Тонино Валери (одного из своих бывших ассистентов), работал в рекламе, но всё это время не оставлял надежды экранизировать роман Хэрри Грея (настоящее имя Хэрри Голдберг) "Бандиты". Полуавтобиографический роман Грея подробно рассказывал о еврейской мафии в США и давал возможность Леоне сделать эпическую ленту, а заодно попробовать себя в очередном американском жанра, гангстерском кино, сделав настоящий Американский Эпос о стране 20-60-х годов.
Многие известные люди были вовлечены в проект с конца 60-х, когда Леоне начал к нему подступаться. Один из вариантов сценария писал знаменитый Норман Мейлер (Леоне его сценарий не понравился), основным кандидатом на одну из главных ролей долго числился Жерар Депардьё, да режиссёром в определённый момент должен был стать не Леоне, а Джон Майлиус. В конце концов проект состоялся. Сценарий Леонардо Бенвенути, Франко Феррини, Пьеро Де Бернарди, Энрико Медиоли, Франко Аркалли, Серджо Леоне. Оператор Тонино Делли Колли. Композитор Эннио Морриконе. В главных ролях Роберт Де Ниро, Джеймс Вудс, Элизабет Макговерн, Тьюзди Уэлд. Шедевр, вершина жанра. Можно восхищаться фильмами Копполы, Хокса или Уэллмэна, но два столпа гангстерского кино в мире – это Бои без чести и жалости Киндзи Фукасаку и Однажды в Америке.
Еврейская мафия не так часто попадала на экран, хотя вообще-то организованная преступность США создавалась ирландцами и евреями, а не итальянцами. Но вот итальянцы более шумные, кинематографичные, легче в стереотипы вписываются, так что про них и снимать проще. Хотя не только в новизне подхода дело. Леоне создал идеальный фильм, где есть всё. Держащий в напряжении сюжет, тщательно проработанный исторический фон, выверенный визуальный ряд (Делли Колли для каждого временного периода избрал свою цветовую гамму), гениальная музыка Морриконе, отличные актёрские работы. К тому же Леоне напомнил о своей любви к сюрреалистическому искусству загадочным финалом, который сам не объяснял, и который до сих пор вызывает массу толкований.
 По сюжету пожилой гангстер по кличке Лапша (Де Ниро) вспоминает о событиях, приведших его и нескольких друзей восхождению в преступном мире, а потом и к неизбежному падению ("постепенный флэшбэк" доведён Леоне до совершенства). Тогда, в 30-е друзья Лапши вроде бы погибли по его вине. Но сейчас, в 60-е, выясняется, что всё не так уж просто и что погибли не все, а виноват не столько Лапша, сколько его друг Макс (Вудс) и любимая женщина Дебора (Макговерн). Эпическая сага Леоне напоминает нам о традиции гангстерского кино с его одинокими аутсайдерами, выбравшими неверный путь и поплатившимися за это, деромантизирует преступность и вскрывает связь политики, бизнеса и криминала, но, наверное, в памяти остаётся не это. Остаётся интонация разочарования и крушения иллюзий. Не только богатство и успех, но и любовь, дружба, преданность – всё оказывается иллюзией. Оттого и цепляется герой за воспоминания, возвращая моменты, когда всё казалось ясным и надёжным. Словно пытается остановить время (вспоминаете "На несколько долларов больше"?). И так ли уж важно, что мы читаем в финале – погиб ли странный и похожий на Макса прохожий, исчез из сознания Лапши или всё увиденное было лишь галлюцинацией обкурившегося гашишем героя? В жизни всё умирает, исчезает из памяти или оказывается иллюзией, как наркотическая галлюцинация.
Следующим фильмом Леоне должна была стать экранизация книги Хэррисона Сэлисбери "900 дней – блокада Ленинграда". Советские чиновники не были в восторге от проекта, но к концу 80-х он со скрипом двинулся с места. Параллельно Леоне писал очередной вестерн Место, о котором знает только Мэри, дань уважения американской литературе конца 19 века (прежде всего Бирсу и Твену - что бы там не говорили о недостаточной начитанности Леоне, в американской культуре он разбирался) с прицелом на Ричарда Гира и Микки Рурка. Увы, не сбылось. 30 апреля 1989 великого Серджо не стало. Но его фильмы по сей день завораживают, смешат, погружают в меланхолию, а главное – постоянно зовут к очередному просмотру. И оторваться от Иствуда, Бронсона, Кардинале и Кобёрна на Диком Западе или от Де Ниро и Вудса в Нью-Йорке невозможно. Ведь за ними – Серджо Леоне, король итальянского кино. Как и положено королю, он не стал пленником выбранных жанров, наоборот, подчинил их своему видению и сделал проводником своих идей. Леоне доказал, что грани между жанровым и авторским кино на самом деле нет, если жанром занимается талантливый человек. Как он и вестерны, Аллен и комедия, Мельвиль и "поляры", Фукасаку и "якудза эйга".
|
|
|
Версия для печати
