Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
|
|
26 июня 2011
Ксения Косенкова
 В начале своей пьесы "Уход" Вацлав Гавел призывает театральных режиссеров ставить ее "просто, серьезно, трезво, нормально, естественно и не украшать разными гротесковыми движениями, шуточными сценическими идеями, преувеличенными жестами или интонациями, кривлянием" – примерно в таком виде пьеса и шла на сцене, причем довольно успешно. Бог весть почему, но самостоятельно взявшись за экранизацию пьесы, Гавел не внял собственным уговорам. Свой фильм 74-летний режиссер-дебютант решил как раз в совершенно фарсовом, гротескном ключе. И предельно театральном – почти вся буффонада разыгрывается на одной лужайке, а диалоги настолько обильны, что просмотр фильма с субтитрами превращается в физическое испытание.
Для Гавела, единого во многих лицах (драматург и писатель, правозащитник, бывший диссидент и бывший президент Чехии), возможность заняться кинорежиссурой – воплощение давней мечты: в юности он несколько раз пытался поступить в пражскую киношколу, но не был принят из-за "буржуазного происхождения". Пьесу "Уход" Гавел начал писать в 1988-м году, будучи еще диссидентом, – оттого он упорно отказывается признавать автобиографичность истории о государственном деятеле в отставке. Но хочет он того или нет, Уход воспринимается зрителями именно так. Фильм, если угодно, похож на очередные Восемь с половиной, но не режиссера, а политика, дорвавшегося вдруг до камеры (тем более, что если при просмотре и приходят на ум какие-то кинематографические, а не театральные имена, то это как раз имя Феллини, чей образный ряд Гавелу явно близок).
Уход – трагикомедия о смещенном со своего поста канцлере вымышленной страны по имени Вилем Ригер, который после отставки стремительно идет ко дну. Вокруг суетятся приближенные – "давняя подруга" с компаньонкой, дочери, советники и слуги. Решается вопрос о шикарной правительственной вилле, обжитой семейством: новая власть готова оставить виллу Ригеру, но только в обмен на лояльность. Гавел выглядит настоящим пессимистом: его Ригер – в общем-то беспомощный самовлюбленный болван, но при этом воплощение хоть каких-то остатков приличия. Пришедший ему на смену коррумпированный Властик Кляйн под его же, Ригера, пустопорожними лозунгами – "в центре политики должен стоять человек!" – разрушит пресловутую виллу и вырубит сад.
Уход смотрится сильно припозднившимся постмодернистским экзерсисом. Гавел обильно смешивает цитаты, прежде всего – из "Короля Лира" и "Вишневого сада" (напрямую упоминается, например, Епиходов, который, как известно, "бильярдный кий сломал"). Как драматург Гавел давно известен в качестве абсурдиста и сатирика. Проблема в том, что его приемы будто взяты из учебника "Как написать абсурдистскую пьесу", существуй такой в природе. Здесь и игра с речевыми клише, на которых строятся все спичи Ригера, и использование структурных рефренов (слуга все время спотыкается о камень, а гости прыгают через огромную лужу и т.д.), и анахронизмы (к примеру, в качестве хороших знакомых упоминаются сразу Индира Ганди, Тони Блэр, Молотов, Чаушеску, сам Гавел, Чан Кайши и "госпожа Путина"). Сатира Гавела на политиков и медиа хотя довольно часто смешна, но немного беззуба и по-стариковски ворчлива: Ригера интервьюирует желтая газетенка под названием "Жуть!", а новая власть собирается построить на месте окруженной вишневым садом виллы торговый центр с казино и борделем.
Не будь автором фильма Вацлав Гавел, Уход, возможно, попал бы не в основной конкурс ММКФ, а, например, в периферийную программу Русский след – из-за увлеченности Чеховым. Однако, несмотря ни на что, предъявлять слишком большие счета бывшему президенту, способному неожиданно вынырнуть из бассейна в финале своего фильма и поблагодарить публику за выключенные мобильные телефоны, почему-то совсем не хочется. В подобной самоиронии и отсутствии склонности слишком сильно надувать щеки – главное обаяние чешской культуры для русского человека, привыкшего к нечеловечески высокому, "божественному" статусу власти – особенно в ее собственных глазах.
|
|
|
Версия для печати
