Ваш фильм мужской – показана история трех давних друзей, которые вдруг решили вспомнить молодость, возродить давнюю музыкальную группу. При этом мужчины в Громозеке совсем не такие, как в голливудских фильмах, они мягкие, во многом слабые, могут даже всплакнуть. Почему именно такие образы?

Мне интересны мужчины в моменты слабости. Сильный мужчина в момент силы – что может быть скучнее? Даже в голливудских блокбастерах самые берущие за душу сцены те, в которых сильные мужчины плачут. Например, Сильвестр Сталлоне в финале второй части Рембо ревет как ребенок, и только в этот моменты ты понимаешь, зачем снят фильм. Моя история про мужчин, которые врут себе и окружающим в том, что они счастливы. На самом деле, они несчастны. Такие моменты для меня более ценны, чем все Бэтмены мира.


Виктор Ерофеев писал, что Советский Союз убил русского мужчину – ему приходилось слишком много врать, писать доносы, порою забывать о чести и достоинстве, он даже выбор не мог сделать. Система все решала за него. Мне кажется, это и про ваших героев.

Да, эти слова абсолютно точно обрисовывают моих персонажей. Они застыли в прошлом, в Советском Союзе и не могут понять, как действовать сейчас, в новом времени.

- В своем фильме вы будто объединяете два поколения. В одной из сцен снялась Валерия Гай Германика, Полина Филоненко играет дочь одного из героев, и в то же там есть выросшие "молодые", актеры, которых зрители помнят по их ранним ролям. Это Яна Поплавская (Красная Шапочка из фильма Про Красную Шапочку), Дмитрий Иосифов (Буратино из Приключений Буратино), братья Торсуевы (Приключения Электроника). Почему вы решили их снять?
По-моему, это единственный способ запечатлеть ход времени. Их все помнят молодыми и юными, и почти никто не знает, как они выглядят сейчас. Мне хотелось показать, что персонажи, которых играли эти актеры, уже давно перестали быть супергероями – их даже на улицах никто не узнает.


Время их героев прошло?

Да. Время чебурашек и буратин прошло, наступило время черепашек-ниндзя.


Какое у вас отношение к новой российской волне в кино, к молодым режиссерам?

Я вне этой волны. На самом деле, я не очень люблю это нудное, тяжелое, артхаусное кино, которое погружает зрителя в анабиоз. Но среди молодых режиссеров много моих друзей. Я считаю, что кино нужно снимать про себя, но для зрителя. Свои фильмы я стараюсь делать именно так: снимаю простым киноязыком простые человеческие истории. Я заставляю зрителя подключать к работе сердце, а не мозги. На всех показах Громозеки зрители и смеялись, и плакали, и для меня это самое ценное. А фильмы режиссеров новой волны предполагают некую отстраненность и псевдодокументальность, которая не позволяет зрителю сопереживать, только наблюдать. Для меня это неприемлемо.


В одном из эпизодов в вашем фильме появляется Валерия Гай Германика. А к ее творчеству как вы относитесь?

Прекрасно.


То есть вы все-таки выделяете кого-то из новой волны?

Я не считаю, что Лера снимает артхаусное кино. Все умрут, а я останусь, например, абсолютно простая человеческая история. Она снимает фильмы о том, чем живет сама. Повзрослеет – будет снимать другие фильмы.