На минувшей неделе прошел Открытый российский фестиваль анимационного кино в Суздале, в очередной раз представивший срез отечественной анимации за год. Несмотря на короткий подотчетный период, нынешний смотр дает повод говорить не только о новых фильмах, но и о новых тенденциях.

За сто лет своего существования наша анимация переживала разные периоды. Бурный расцвет пришелся на 1960-70-е, 1990-е ознаменовались ситуацией на грани вымирания, в начале 2000-х наблюдалось нечто вроде слабого ренессанса, за которым в конце десятилетия последовал новый кризис. Прошедшие суздальские фестивали 2010-2011 подтверждают ощущение, что пограничное существование "на волосок от" и есть жизнь и судьба отечественной мультипликации.

Завязанная, как и все в России, на политику наша анимация реагирует на внешние события сменой обличья, иногда настолько радикальной, что сложно понять, как за столь короткий промежуток времени сообщество успело настроиться на новую волну. Так в 1990-е был резкий взлет экспериментального кино, а в начале 2000-х, когда на независимых аниматоров излилась государственная денежная милость, стало бурно развиваться национально-ориентированное детское. Однако довольно быстро обнаружилось, что государственные дотации беспорядочны, бессистемны и в любом случае так избирательно-скудны, что прожить на них и уж тем более построить Город Солнца вряд ли удастся. Так что в последние пару лет происходит поиск иных путей. О нем ведутся политические разговоры, по большей части безнадежные и тупиковые, но еще больше говорят о нем сами фильмы, которые удивительным образом изменились за эти два года.

Главное, что произошло – кино стало более целевым и адресным. Если раньше про огромное количество русских фильмов можно было с большим трудом и натяжкой сказать, кому они предназначены и зачем делались, то сегодня с анимационных картин довольно легко считывается либо обращение к определенной аудитории, либо иные мотивы.

Цари забавляются и забавляют

Сразу обращают на себя внимание экспериментальные картины, в которых авторы, как в лаборатории, пытаются вырабатывать новый язык, нетривиальный подход к проблеме, изучать незнакомую технику. Так, Михаил Лисовой в своем фильме Свободный человек. Лев Толстой предлагает странный поздне-постмодернистский взгляд на великого классика, с одной стороны, высмеивая некоторые связанные с ним стереотипы, с другой – сопоставляя его идеи с современной жизнью, а с третьей – творя как бы свой, новый, удивительный миф о Льве Толстом. Фильм сделан в редкой для России технике перекладки фотографий и с комичным движением, настраивающим зрителя против героев повествования, а заодно и против самого автора.
Более формальный, но тоже интересный эксперимент предлагает Илья Панкратов в своем Пире во время зимы, рассказывающем о царских развлечениях Анны Иоанновны и приключениях ее домашних любимцев, которые не хотят оказаться жертвами императорских забав. Сама история – балаганная, экзальтированная, нелепая и неожиданная в каждом повороте могла бы стать сюжетом для какого-то очень легкомысленного и гротескного по изображению фильма, однако Панкратов делает кадр красиво, создает на экране ощущение мистики, фантастики, а порой даже позволяет зрителю любоваться ледяным космосом.

Рядом с такими острыми фильмами, способными зрителя скорее шокировать, чем ублажить, стоит фестивальное кино, то есть фильмы, претендующие на призы, участие в международных смотрах, а также дарящие радость немногочисленной просвещенной публике. Таков, например, гран-призер фестиваля – Подарок Михаила Дворянкина. Это кино продолжает – и эстетически, и смыслово - недавний фестивальный хит Девочка-дура (реж. Зоя Киреева), на котором Дворянкин был художником. Логичным образом в новом фильме девочка сменилась мальчиком, а детский сад – школой. А вот суть осталась примерно той же: ужасный дикий мир и трогательный герой со своей детской любовью. Другой фаворит фестиваля, которому также прочат хорошую призовую судьбу – пластилиновый фильм Эдуарда Беляева Девочка, которая порезала пальчик. Эту эскимосскую сказку можно принять за продолжение проекта Гора самоцветов, однако, не будучи связан формальными требованиями, Беляев сделал свою историю довольно абсурдной – разломав логику сюжета и насытив фильм неожиданными визуальными метафорами. Одна из главных "фишек" картины в том, что закадровый текст читает Николай Дроздов, время от времени сбиваясь на рассказы о "повадках" тех или иных героев.




Еще один яркий фестивальный фильм - Воробей, который умел держать слово, созданный звездой нашей анимации Дмитрием Геллером. Картина про воробья, который просидел всю ночь на ветке, чтобы вызвать солнышко, получила приз в категории "Лучший фильм для детей", однако не каждый родитель рискнет показать это кино своему чаду – из-за странного, даже порою диковато-страшного видеоряда. Зато взрослый фестивальный зритель наверняка получит удовольствие и от изысканной картинки, и от тонкого юмора, и от легкой, едва различимой рефлексии на тему советских нравственных ценностей.

Поклонникам классических форм наверняка приглянется Домашний романс Ирины Литманович. Этот атмосферный и красивый автобиографический рассказ об одном дне из жизни семейства заставляет вспомнить о фильмах Тарковского и прочих утонченных кинематографических вещах. Фильм высоко оценили кинокритики, вручив Ирине награду от гильдии.