Критики работы Марксов начала 30-х любили. Вот наиболее показательный отзыв: "Самая смешная комедия года – это последний фильм братьев Маркс. Сравниться с ним может только их предыдущая картина, а превзойти – следующая" (Филипп К. Шейер). Но особые восторги исходили от европейцев. Поклонниками Марксов были Грэм Грин, Джон Пристли ("Братья Маркс – Рабле целлулоида") и Антонен Арто ("Фильмы братьев Маркс – высвобождение посредством киноэкрана того волшебства, что нельзя выразить словами"). И понятно почему. Как минимум два фильма братьев (Лошадиные перья и Утиный суп) заслуживают звания "шедевров" куда больше, чем иные вялые евроазиатские опусы или претенциозно-социальные американские. Эти фильмы отмечены мастерской режиссурой, выверенным ритмом, они отчётливо формулируют позицию своих звезд-авторов, отказываются от дидактизма и одновременно являются как кинодокументами своего времени, так и нестареющими достижениями кинематографа. Увы, со временем именно нежелание Марксов прибегать к мнимой серьёзности стало отпугивать критиков. Куда удобнее был Чаплин: великий комик, умело прятавшийся за чрезмерной сентиментальностью, которую так часто принимали за нечто большее.

Тем временем и с коммерческой точки зрения дела у Марксов пошли не блестяще. Утиный суп объявили провалом, что вполне объяснимо. Ситуация изменилась: на борьбу с Великой Депрессией вышел новый президент Рузвельт, и идеализм снова вошёл в моду, оттеснив скептицизм и цинизм 20-х. Менкен себе не изменял, но его взгляды уже не пользовалась такой популярностью. К тому же великий Хауард Хоукс революционным для жанра Двадцатым веком (1934) смёл границы между романтической и эксцентрической комедией (что интересно, в сценической версии Двадцатого века главную роль эгоцентричного продюсера приходилось играть и Граучо). И ведущим комикам надо было искать новые способы самовыражения. Филдс нашёл выход: мизантропический юмор он умело облекал в формы семейной комедии. А вот помощь Марксам пришла извне. Продюсер Ирвинг Талберг (прототип Монро Стара в Последнем магнате Фицджералда) встретился с братьями и предложил им уйти с "Парамаунта" на "МГМ" под своё покровительство: "Вы мне нравитесь. Я хотел бы сделать с вами фильм. Настоящий". Граучо ощетинился: "Мы уже несколько лет снимаем фильмы. Утиный суп был очень смешным". Талберг отмахнулся: "Публике не нужно столько шуток в одном фильме. Сделаем кино в два раза менее смешное, но гарантирую – заработаем вдвое больше". Талберга недаром звали "чудо-мальчик", своё обещание он сдержал. Ночь в опере Сэма Вуда (1935) собрала хорошую кассу и преимущественно восторженную прессу. Вуд был назначен и режиссёром Дня на скачках (1937), который тоже признан успешным.

Если честно, я не поклонник картин Вуда. Это НЕ фильмы Марксов. Не в том дело, что ушёл Зеппо. Ночь в опере и День на скачках - высокопрофессиональные мейнстримные комедии, где братья Маркс лишь один из элементов качественного продукта. Придраться в них не к чему, работали мастера (сценарий Ночи писали авторы Фигурных пряников Кауфман и Рискинд), но и восторгов картины не вызывают. Смешные сцены и диалоги есть, но они не столь безумны, как в прежних работах, и в основном подчинены сюжету. Процитирую рецензию Грэма Грина на День на скачках: "Наверное, это лучший фильм из тех, что сегодня идут в кинотеатрах. Но мне так не хватает их прежних работ". Не ему одному. Критик Эндрю Саррис был прав, но только отчасти, когда писал: "Братья Маркс никогда не имели полного контроля над своими фильмами". Но Хеерман, Маклеод и МакКери ставили комедии для Марксов и их поклонников. Вуд – для Талберга и поклонников добротной комедии. Вряд ли стоит пускаться в рассуждения о том, что голливудская система загубила оригинальные таланты ради наживы. Братья сознательно отказались приспосабливаться к новым условиям самостоятельно. За них это сделал Талберг. А уж что вышло, то вышло.

За кадром происходили события куда более смешные, чем на экране. С Вудом (хорошим режиссёром, но в, основном, работавшем в жанре мелодрамы) конфликты возникали чуть ли не каждый день. Однажды раздражённый Вуд закричал на братьев: "Нельзя сделать актёров из глины!" Граучо мгновенно отреагировал: "А режиссёра – из деревяшки" (напомню, Вуд ("wood") в переводе с английского как раз "деревяшка"). Да и симпатию к Талбергу братья выражали через многочисленные проделки. Однажды по ходу важного совещания офис продюсера вдруг стал заволакиваться дымом, а из коридора донеслись истошные крики: "Пожар!" Это Марксы пришли навестить своего друга и решили внести веселье в затянувшиеся переговоры (дым поставляла сигара Граучо, он при помощи братьев усиленно вдувал его под дверь). В другой раз вернувшийся домой после напряжённого дня Талберг обнаружил в своём кабинете абсолютно голых Марксов. Братья пекли картошку в камине и радушно пригласили продюсера присоединиться к веселью. Тот от участия в таком пикнике воздержался, но обычно подобные фокусы своих звёзд одобрял. Сложно сказать, какое направление в дальнейшем приобрело бы их сотрудничество, но во время съёмок "Дня на скачках" ещё совсем молодой Талберг умер.

После его смерти интерес братьев к кино стал стремительно угасать. Они продолжали сниматься, но это были работы, уже лишённые как весёлого безумия "парамаунтовских" картин, так и внешнего блеска комедий "МГМ". Хотя марксисты и в них могут найти удачные сцены и шутки. Совсем неудачных фильмов с Марксами быть всё-таки не может по определению. И Граучо всегда удавалось пополнить классические кинодиалоги очередным перлом. Например, в Большом магазине Чарлза Райзнера 1941 года (собеседница – "сестра Маркс", то есть Маргарет Дюмон). Дюмон: "У нас будет чудесный дом?" - Граучо: "Конечно, ты же не собираешься переезжать?" - Дюмон: "Сейчас у нас всё хорошо. Но когда мы поженимся, а ты вдруг встретишь молодую красотку, то сразу забудешь обо мне" - Граучо: "Глупости. Я буду писать дважды в месяц". Или Ночь в Касабланке Арчи Мэйо (1946). Здесь Граучо служащий гостиницы, не слишком любезный при этом. Гость: "Это моя жена, и вам должно быть стыдно". – Граучо: "Если это ваша жена, то вам должно быть стыдно".