Визуальный стиль и многие темы Духа улья получили продолжение во втором фильме Эрисе – Юг (главный приз Чикагского кинофестиваля), по рассказу Аделаиды Гарсиа Моралес. Фильм вышел через десять лет после Духа улья, в 1983 году – когда времена диктатуры уже закончились, но еще не были "пережиты", и по-прежнему, хотя и более открыто, получали осмысление в испанском кино. Юг – это рассказ об Агустине и Эстрелле, отце и дочери, начинающийся в 1957 году с момента самоубийства Агустина и продолжающийся как череда воспоминаний и фантазий Эстреллы о нем. Снова речь идет о "внутренней эмиграции" взрослых и о трудном пути детей – от изначальной невинности к тяжести познания. И вновь миф переплетается с историей: теперь это миф об отце и о "юге" – Андалузии, его утраченной родине. Агустин должен был переехать на север из-за какого-то конфликта со своим отцом. Как объясняет Эстрелле старая нянька: "До войны твой дед был с плохими людьми, а отец – с хорошими. Но потом, когда Франко победил, твой дед стал святым, а отец стал чертом. Видишь, как все устроено – слова и только слова".


Боготворящая отца Эстрелла мечтает поехать на юг, который представляет себе по раскрашенным вручную старым открыткам. Почти все время она проводит с матерью, но загадочная фигура отца занимает в ее сознании гораздо больше места. Эстрелла узнает, что на юге в жизни Агустина была женщина – Лаура, которая снимается в кино под именем Ирэн Риос. С этого момента идеальный образ отца начинает меркнуть. В кадре на несколько секунд возникает плакат фильма Хичкока Тень сомнения (1943) – истории об идеализации и крушении образа. В Юге Эрисе снова обращается к кино как совершенно особенной силе: Агустин смотрит фильм с участием своей любимой недоступной Лауры – "Цветок в тени". Эрисе иронически, но с явной страстью, стилизует этот "фильм в фильме" одновременно под американские нуары и испанские мелодрамы – "жестокие романсы". Агустин – человек с разорванным сознанием; на севере он ведет призрачное существование, полное ностальгии и тоски – юг же предстает для него "потерянным раем", как для Эстреллы – раем еще не обретенным. Отдаляясь от дочери и погружаясь в трясину саморазрушения, Агустин будто перекладывает на Эстреллу часть своей ноши – она должна в одиночку искать свой путь в мире, презираемом ее отцом. Агустин совершает самоубийство, так и не найдя в себе сил сесть на идущий в Андалузию поезд. Пытаясь понять отца, и сделать то, чего не смог сделать он, повзрослевшая Эстрелла сама отправляется на юг.

История создания Юга печальна и полна иронии. То, что мы видим в фильме – лишь половина сюжета. Съемки были прерваны на середине по финансовым причинам. Керехета попросил Эрисе смонтировать то, что уже было готово, и в таком виде отправил фильм на Каннский фестиваль. Эрисе не оставлял мысли о том, чтобы закончить картину: он хотел показать собственно юг, где Эстрелла наконец примирилась бы с образом своего отца; в каком-то смысле для режиссера вторая часть истории была важнее первой. Но фильм в существующем виде имел успех у публики, а критики хвалили его как раз то, что юга в фильме нет, есть лишь фантазия о нем – возможно, здесь сказалась репутация Эрисе как мастера недоговоренности. Именно этот успех заставил Керехету окончательно отказаться от мысли о продолжении съемок. Стоит ли говорить, что сотрудничество между продюсером и режиссером после этого прекратилось, а в восприятии самого Эрисе Юг так и остался незаконченным трудом.




Не имея возможности работать в кино, Эрисе снимал для телевидения. Именно из этого занятия в начале 1990-х и вырос его следующий фильм – Солнце айвового дерева, получивший в Канне приз жюри и приз ФИПРЕССИ, а также главную награду кинофестиваля в Чикаго и несколько испанских премий. Этот фильм более экспериментален по форме, чем предыдущие работы Эрисе, но наследует многим их темам. На этот раз – "абстрактным": наблюдению за течением времени, размышлениям о смерти, живописи, свете и кино. Еще в 1984-м году Эрисе говорил: "Меня часто прельщало смещение к фрагментарной структуре фильма, к личному дневнику, эссе, размышлению, возможно – с некоторым намеком на вымысел". Солнце… можно назвать документально-игровым фильмом, причем если документальность здесь очевидна, то игровая составляющая ощущается не столько в действиях героев, сколько в "игре смыслов", которую затевает режиссер. По выражению одного критика, это "полудокументальный фильм, игра между замыслом и случаем". Документальность для Эрисе, по его словам, это "средство, чтобы приблизиться к вещам, чтобы начать с вещей, каковы они есть, чтобы пуститься в путь. Это гарантия для глаза".

Фильм представляет собой последовательное и меланхоличное наблюдение за работой известного в Испании художника-реалиста Антонио Лопеса Гарсии, за его попытками ухватить на холсте те утренние моменты, когда солнце играет в листве айвового дерева, растущего во дворе его уединенной мастерской на окраине Мадрида. Рядом работает жена художника, к нему приходят дети и старый друг, радио сообщает, что Советский Союз и Израиль наладили дипломатические отношения, и много других полезных сведений, художница из Китая приезжает, чтобы обсудить его картины, рабочие-поляки ремонтируют мастерскую и учат испанский, рядом грохочут поезда – а в центре всей этой суеты находится айвовое дерево и тихо помешанный на нем художник. Так проходят месяцы, портится погода, желтые плоды тяжелеют и норовят упасть. Не успевая написать дерево маслом так, как нужно, Лопес пытается зарисовать его карандашом, чтобы ухватить хотя бы совершенство форм – но и эта попытка тщетна. Время работает против художника, но весной он готов все начать сначала.