После 1956-го года советская цензура долго "блокировала" "лагерную" тему - не представить было, чтобы на экране возникли сталинские застенки или концлагеря. Но грянула публикация
Одного дня Ивана Денисовича, и лагерная тема стала рваться и на экраны - так, для режиссёра
Владимира Скуйбина экранизация этой повести Солженицына была естественной задачей самого ближайшего времени. После "тихого" государственного переворота 1964-го года со многими мечтами пришлось надолго расстаться...
Однако во временную щёлочку между публикацией
Одного дня... и снятием Хрущёва успели протиснуться два-три фильма, где советские лагеря, пусть и не во всей своей красе, предстали-таки на экране. Одним из них и был фильм со знаменательным названием
Верьте мне, люди (р. Илья Гурин, Владимир Беренштейн, 1964) – сценарий его, написанный Юрием Германом, был уже более открытым гражданским высказыванием.
Фильм начинался прямо со сцены освобождения "политических" из-за колючей проволоки, а по ходу действия выяснялось, что главный герой, беглый вор Алексей Лапин - сын репрессированного красного командира. Такого, конечно, не бывает, но это обстоятельство никак не влияло на общий смысл ленты, попросту говоря – казалось введённым уже по ходу съёмок, чтобы "застолбить" жгучую тему. Авторы, впрочем, спешили не зря - в прямом, без фигур умолчания, экранном рассказе о сталинском прошлом, кажется, именно на их фильме двери надолго и захлопнулись. Как и
Дело Румянцева, эта социальная мелодрама имела фантастический успех и в 1965-м году заняла второе место по посещаемости - её посмотрело 40,3 млн зрителей.

В жанровом произведении любое прикосновение к острым проблемам может показаться невероятно смелым, но чем меньше в произведении жанровых условностей, тем более "дозированными" и недостаточными для полноценного отражения реальности кажутся эти крупицы социальной информации. Свою режиссёрскую работу в кино Герман собирался начать с экранизации отцовской повести "Операция "С новым годом!". Сценарий по её мотивам писался Юрием Германом с большим трудом и так и не был им завершён - сильно мешала болезнь, но не только она.
Алексей Герман вспоминает: "...отец "Операцию "С новым годом" не любил. Уже написав её, он выяснил, что сведения, которыми пользовался в момент работы, были неполны. Он не знал про одного из самых главных исполнителей операции. Это был Владимир Иванович Никифоров, Герой Советского Союза, /.../ человек с трудной судьбой. Он появился в нашем доме, мы все его очень полюбили. /.../ Никифоров рассказывал нам о многом. О том, как насаживали на бороны людей. Как страх быть облитым водой на морозе развязывал языки пленным. Из его рассказов ясно вырисовывалось, насколько жестокой была эта война - и с той, и с другой стороны" (
Александр Липков. Герман, сын Германа - Союз кинематографистов СССР, Всесоюзное творческо-производственное объединение "Киноцентр", Москва, 1988. С. 81 - 83).
Возможно, именно это страшное знание мешало писателю создать ту драматургическую модель фильма, которая, с одной стороны, была бы посильно честной, а с другой - приемлемой для цензуры. Фильм по мотивам этой повести был снят Германом уже после смерти отца, он так и назывался -
Операция С новым годом! (1971). Война представала в нём без всяких фанфар, цензура пришла в ужас, и лента вышла на экран лишь в 1985-м году под названием
Проверка на дорогах.
Сквозь кадры
Проверки..., однако, это "тайное знание" пробивалось не в полной мере. Именно драматургические "поддавки", пусть и неизбежные для своего времени, воспринимались здесь как условности подцензурного кино с его системой недоговорок, умолчаний и адаптаций сложного к элементарному – особенно на фоне сурового и безыскусного, как бы предельно реалистического изображения.
Так, скажем, немало советских людей шли в армию Власова не из особой любви к нацистским захватчикам, а чтобы поквитаться с большевизмом за его коллективизацию, голодомор, репрессии. В фильме же предстаёт куда менее интересная фигура "изменника поневоле" - Лазарев, которого играет
Владимир Заманский, до войны был безыдейным таксистом, во вражеский плен попал, будучи без сознания, и при первой возможности перебежал к партизанам, чтобы смыть вину перед Родиной.
Или - пластический рисунок роли, которую играет
Анатолий Солоницын, ясно говорит, что "изменника" Лазарева его герой травит не из каких-то личных побуждений, а потому, что сам он - идейный сталинист со злобным фанатизмом и патологической подозрительностью. В фильме же настойчиво повторяется, что любимый сын этого малосимпатичного персонажа героически погиб на фронте - оттого, мол, и не в себе этот не в меру бдительный товарищ. Эта мотивировка, явно изобретённая для цензуры, конечно, заметно размывает остроту социального высказывания.
Однако, читая стенограммы выступлений Юрия Германа на "Ленфильме" 60-х, в которых он призывает раскрывать всю правду о преступлениях прошлого, так и ощущаешь в нём "современника Дубчека", сторонника "социализма с человеческим лицом". Совершенно очевидно, что вся гражданская эволюция Юрия Германа неминуемо вела его к политическому инакомыслию.
Отчего-то до сих пор не отмечалось прямо-таки физически ощутимое присутствие Юрия Германа в фильме, поставленном его сыном по прозе… другого писателя. Если приглядеться, то тот глубоко порядочный, интеллигентный и думающий военный корреспондент, которого в фильме
Двадцать дней без войны (1976) гениально воплощает
Юрий Никулин – вылитый Юрий Герман. Это демонстративное портретное сходство является здесь самым наглядным выражением сыновней любви - сознательным или бессознательным, неважно. В данном случае это одно и то же.