Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
|
8 марта 2010
Валерий Фомин
Традиционный фронтовой оператор снимал с относительно безопасной дистании – редко кто шел под пули, хотя отчаянные храбрецы встречались и среди них. Достаточно упомянуть такой факт: каждый второй член фронтовых киногрупп был ранен хотя бы раз, каждый четвертый – погибал. Медведкинские операторы чаще всего шли в первой линии атаки, вместе с солдатами, и ощущение контакта в результате было совершенно иным. Конечно, техническое качество съемки часто страдало – аппаратура просто не была рассчитана на работу в движении. Но документальное качество этой работы было принципиально другим – зачастую работа велась в 30-50 метрах от противника, то есть очень близко, ход боя можно было рассмотреть в деталях. Операторы шли обычно по двое: один человек с камерой, другой прикрывал его с автоматом. Потом они менялись ролями. Новый опыт был положительно оценен в "верхах", планировалось распространить его по всем фронтам. Но война уже подходила к концу, и смелое начинание просто не успело пройти все бюрократические препоны.
Сохранилась масса писем к Александру Медведкину от его фронтовых воспитанников - грубоватые мужчины писали к нему с поразительной нежностью. Он про них не забывал – когда кончилась война, Медведкин постарался пристроить наиболее способных во ВГИК, чтобы те смогли пройти полную профессиональную подготовку. Но будущего после войны не оказалось ни у операторов-воинов, ни у самого Медведкина. Начался тяжелейший период малокартинья, когда снималось по десять-пятнадцать фильмов в год. Работы тогда не было у многих опытных кинематографистов. Удивительно, что и в "оттепель", ставшую, наверное, самым плодотворным периодом советского кино, когда творческая весна пришла даже к истерзанному в сталинские времена старшему поколению, Пырьев, Козинцев, Ромм и многие другие смогли в это время вновь проявить себя, Медведкину не досталось даже шанса.
А ведь он очень старался вернуться в художественное кино, настойчиво стучался в закрытые двери. Пытался запуститься в том числе и с написанным ещё в 1930-е гг сценарием Окаянная сила, но так и остался в нише политической публицистики, куда его определили после войны - судьба его не сложилась в очередной раз. О причинах такой ситуации говорить горько, ведь его биография была чистейшей – казалось, что в эту эпоху перекрыть путь в кино могли только грубые идеологические промахи, но подвели режиссера его необычные, яркие способности, и страх, ревность и зависть коллег по цеху. Те, кто мог бы помочь ему в относительно свободные годы "оттепели", палец о палец не ударили – им было очевидно, что Медведкин до сих пор может затмить своим талантом всех. Медведкину не давали снимать даже тогда, когда в год снималось уже по 180 картин, а в режиссеры уходили многие известные операторы и актеры.
Медведкина зажимали даже не чиновники Госкино – его инициативы просто не покидали пределы студии, на которой он работал. Но он никогда не жаловался, не писал письма в ЦК – терпел по-крестьянски, по-христиански даже. Медведкин делал ту работу, которая у него была. И делал её очень достойно, выкладываясь без остатка. Как всегда.
2 страницы
 1 2
|
|
|
|
Версия для печати
