Гендерной критики в СССР не было и быть не могло, зато были до автоматизма отработаны классово-идеологические шаблоны, по которым была усмотрена крамола в тихом омуте "провинциальной мелодрамы". Чиновники заходились в истерике, ручались, что не позволят Муратовой "поссорить" народ с интеллигенцией (мать героя была секретаршей в бюро переводов, отец - ученым). Героиня Шарко, работавшая в кадре на износ душевных и физических сил, автором была показана психологически "голой", создав запоминающийся портрет "второстепенного человека".
К озвученной Муратовой проблематике хронического одиночества – бичу современной цивилизации, интересовавшему многих прогрессивных авторов (от
М.Антониони до
В.Хитиловой) - нельзя было подойти с привычным советским инструментарием. Этот момент принципиален: Муратова приоткрывала завесу над безгеройской средой, жизнью, далекой от трудовых подвигов и рвения в коммунизм. Мир интимных забот, грез, огорчений, составлявших каждодневный быт, подспудно дезавуировал программную этику социализма, согласно которой душевные пертурбации должны быть загнаны в дальний угол, а индивидуальное - растворено в коллективном. Против фильма ополчилась одесская бюрократия, используя ленту в своих номенклатурных игрищах. Рязанцева, детально посвященная в мытарства
Долгих проводов, рассказывала об издевательствах чиновников: одни бюрократы картину закрывали, другие - в пику своим недругам - картине благоволили. Но и те, и другие прессинговали авторов, требовали изменений, поправок, корректировок; еще до запуска фильма сценарий переделывался восемнадцать раз, шесть раз менялось название. А после выпуска многострадального фильма в прокат, что оказалось возможным при непосредственном участии патриарха советской киноиндустрии С.Герасимова, по некоему указанию весь тираж единовременно сняли с экранов, уничтожив несколько сотен копий. Муратову "разжаловали" из режиссеров и перевели в архив. Работу по профессии она найдет спустя 7 лет на "Ленфильме" (подробнее о фильме
Познавая белый свет /1978/ в статье "Синематеки" -
"Спасительная сила Киры Муратовой").
2.
В дальнейшем Муратова значительно преумножит вариации женской судьбы. Ее героини могут быть авантюристками (
Второстепенные люди,
Настройщик), шальными оторвами (
Письмо в Америку,
Два в одном), даже убийцами (
Перемена участи,
Три истории). Муратова деконструирует женский образ, избавляя его от стереотипных прочтений и тем самым вдыхая в него новую жизнь. Женщина Муратовой (в исполнении Н.Лебле, Р.Литвиновой, Н.Бузько, У.Кильтер) неукротима, притягательна, полна живых деталей, обладает декандентским обаянием, словно берет свое начало от традиций серебряного века с его капризными и загадочными прелестницами. Если мужчина в кондовом советском мире символизировал порядок, то женщина – стихию, этот порядок разрушавшую.
В первой половине 80-х возможность высказаться на современную тему была узурпирована многочисленными конъюнктурщиками - не только идеологическими, но и жанровыми. Многие почтенные авторы по разным причинам обратились к литературной классике и событиям прошлых лет (
Васса /1982/, реж. Г.Панфилов,
Военно-полевой роман /1983/, реж. П.Тодоровский,
Избранные /1983/, реж. С.Соловьев;
Иди и смотри /1985/, реж. Э.Климов). В это время Муратова снимает фильм по повести В.Короленко "В дурном обществе". Экранизация
Среди серых камней стала формой эскапизма Муратовой, ее попыткой реализоваться в профессии через классический сюжет. Но на фоне господствующего идеологического заказа и "дурной репутации" одесского режиссера даже хрестоматийный актив приобретал характер диссидентской и подрывной литературы. Депрессивные декорации руин и подземелий, персонажи, непохожие на клишированные типажи застойного кино, прихотливая изобразительная эстетика обеспечили Муратовой появление новых врагов. Неудобный фильм был принят в штыки за чрезмерное своеволие и "нескромность" автора. Картину посчитали недостойной и вычурной, отняли у режиссера и перемонтировали чужими руками, чем, кстати, власть не злоупотребляла и в более трудные времена. Муратова не смогла согласиться с этой ситуацией и сняла свою фамилию с титров.
(из письма К.Муратовой к директору Одесской киностудии)
Художественный маньеризм Муратовой издавна вызывал чиновничью неприязнь. В 1976 году она познакомилась с Рустамом Хамдамовым, который должен был быть художником по костюмам на
Княжне Мери (постановку закрыли). Встреча с Хамдамовым определила поиски в направлении живописной орнаментальной эстетики, бросавшей вызов унылой советской фактуре. Невосприимчивые к киногении функционеры мстили Муратовой. Режиссеру вся эта политика была "до лампочки" – она потому и выжила как художник, что ее кино не было оппозиционным. "Свобода труда, - писал Мераб Мамардашвили – это возможность делать свою работу так, как ты ее понимаешь". Свободолюбивая натура Муратовой презирала любую ангажированность. Ее поэтика сугубо индивидуальна, и к ней можно по-разному относиться – не всегда удается проникнуться лирикой, заглушенной диссонансом звуков, красок, тембров, образов. Но ее кино всегда предлагает пищу для размышлений, а с течением времени, после девятнадцати режиссерских работ, проецирует на себя вопрос исторического значения: какое кино мы оставили в прошлом, какое кино выражает наше настоящее?
Версия для печати
