
Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
|
17 октября 2009
Владислав Шувалов
 Первый день фестиваля был отмечен тремя показами – "фильмом открытия" (Предел контроля, реж. Джим Джармуш), а также двумя конкурсными лентами (Хадевейх, реж. Брюно Дюмон, и Сельский учитель, реж. Богдан Слама). Все три фильма кардинально отличаются друг от друга, и даже больше того - представляют три линии современного артхауса. Предел контроля - опус классика авторского кино, с квазидетективным сюжетом и изысканным изображением. Подобный фильм являет собой наиболее успешную с коммерческой точки зрения часть нишевого кино, тот верхний "предел", к которому стремятся все режиссеры. Фильмы Джармуша – верхушка надводной части артхаусного айсберга, по которой судят о моде и стиле, потенциале и возможностях рынка, идейной и художественной планке авторского кино. Именно поэтому то, что сойдет с рук неизвестному постановщику, не простят Джармушу. Надо думать, не простят ему и Предела контроля (см. предыдущий репортаж).
Вторую линию представляют фильмы экзальтированные, неопределенные, которыми увлечена малочисленная часть артхаусной публики. Однако, это весьма образованные и искушенные зрители, не падкие на стерильную картинку и простецкие увещевания. Бельгиец Брюно Дюмон, постановщик фильма Хадевейх – адепт философского подхода к кино. Он радикален и тенденциозен, своими фильмами он дарит пищу для размышления, но не удовольствие. Его пятый фильм вызвал негодование по самым разным причинам – от критики метода повествования до обвинений в провокации. Даже Алексей Медведев, программный директор фестиваля, перед сеансом признался, что это не лучшая лента Дюмона.
…Главная героиня религиозной притчи панически влюблена в Христа и неприступна для других радостей жизни. Селин хотела бы остаться в монастыре, но ее поведение пугает настоятельниц - девушка морит себя голодом, мучает холодом, не приемлет устава. Настоятельницы усматривают в проявлении ее чувств неискренность и гордыню, отправляя из монастыря во внешний мир. Мы узнаем, что девочка – дочь министра, ее семья проживает во дворце на острове Сен-Луи, богатейшем округе Парижа; в семье также озабочены болезненной религиозностью дочери, студентки факультета теологии. В некоем кафе Селин знакомится с арабом Яссином, не работающим жителем пригорода, который сводит ее со своим братом, практикующим религиозные занятия среди местных мусульман. Столкновение двух ортодоксов – параноидальной католички Селин и исламского проповедника Нассира – заостряет проблему двух миров, которые провокатор Дюмон постоянно сталкивает. То он показывает джаз-роковый концерт, то через миг – церковные песнопения. Католичку в арабском квартале принимают охотнее, чем безвестного араба в дворце Селин. Дюмон пунктирно, но дает понять, как ведет себя католическая церковь по отношению к пастве, и как вербуют прохожих в свои сторонники исламские активисты. Тема сосуществования верующих, принадлежащих разным конфессиям, обоюдоострая и подана в таком спекулятивном виде, что это не понравится ни тем, ни другим. Дюмон нажимает на больные точки: католичество выродилось в безжизненный застарелый ритуал и не способно отличить верующего от атеиста, а ислам представлен агрессивной и опасной религией, не вызывающей доверия и несущей войну. Подобные религиозные провокации следует воспринимать с мерой отстранения: вряд ли можно рассчитывать на жизненную наблюдательность автора Фландрии - фильма, который убедил (во всяком случае, меня), что из всех реальностей Дюмону доступна только реальность философских конструкций. Скорее уж, в навязчивых параллелях Дюмона, достаточно искусственных и скандально навязанных, можно усмотреть другой вывод - Бога не существует. Сам замысел подводит ко многим заключениям и был бы интересен, если б не оказался столь скверно реализован. Монтажный метод Дюмона, не заботящегося о внятности изложения, известен. Непонятно, как героиня попадает из одного места в другое, как пересекает государственную границу и возвращается обратно, как происходит ее исламизация, под давлением каких сил и внутренних движений она становится шахидкой. Фильму, который проводит логику прямого дарденновского реализма, такая сюжетная невнятица не идет на пользу.Зато в следующем конкурсном фильме – Сельский учитель чешского режиссера Богдана Сламы - арт-изыски сведены до минимума. Два года назад в программе Петра Шепотинника "8 ½ фильмов" была показана слезоточивая сказка Счастье, преисполненная патоки и навязчивой провинциальности. Фильм Сламы отражает третью линию артхауса – незатейливое жанровое кино, которое попадает в категорию нишевой продукции, поскольку не относится к производству крупной кинематографической державы, а потому вне зависимости от жанра вынуждено довольствоваться обочиной артхауса.
Слама родился в 1967 году, учился в легендарной киношколе FAMU и считается одним из наиболее перспективных чешских режиссеров. В 1996 году его дебют Дикие пчелы был удостоен высшей награды Роттердамского МКФ, Счастье получило главный приз МКФ в Сан-Себастьяне.
В деревушке, расположенной недалеко от Праги, появился новый учитель природоведения. Осваиваясь на новом месте, герой познакомился с вдовой и ее 17-летним сыном. Не сразу становится понятно, что привело горожанина из столицы в глухомань. Сельский учитель, необщительный и робкий, пытается скрывать, что он гомосексуалист. Порвав отношения со своим любовником и родителями, он бросил преподавание в пражской гимназии и сбежал от личных проблем в деревню. В округе считают, что у учителя роман с одинокой женщиной, в то время как приезжий проявляет интерес к подростку, а не к его матери. Накручивая сюжет, Слама запутывается сам. Одной из благородных черт его кино является симпатия к героям, кем бы они ни были. Автор сопереживает главному персонажу и желает всех перемирить, но как это сделать без надуманности, не очень понятно, ведь 17-летний мальчик, которого пытался совратить учитель, – не гей, и потому оскорблен поступком гостя. Обидно и за женщину, пустившую в свою семью непорядочного человека.
Богдан Слама, гость 2morrow, считает, что его фильм - о преодолении предрассудков и поиске гармонии, однако на деле героям фильма до гармонии далеко. Несмотря на вполне реальный антураж сельских сцен, действительного выхода для всех персонажей режиссер предложить не может. Он использует кратковременное затишье в отношениях, чтобы завершить картину. Все герои треугольника друг друга простили, но как они будут жить дальше, т.е. втроем, неизвестно и остается за кадром. В финале Слама умело отвлекает внимание зрителей: крупным планом и в реальном времени он показывает отел коровы. Трое героев как репку из сказки тащат рождающегося на свет теленка, забывая про свои обиды. И эта сцена разжалобит самые суровые сердца. 
|
|
|