Антон Сазонов
Профессиональный фигурист Андрей Грязев ворвался в мир кино одним прыжком. Антону Сазонову стихийно талантливый режиссер рассказал о том, какое место в его жизни занимают фигурное катание и кино, как он находит героев для своих фильмов и что собирается делать дальше.
Читать далее
|
|
|
|
|
10 сентября 2009
Алексей Гуськов
Может ли политика быть органичной частью искусства? Задать себе такой вопрос вынудили сразу два иранских фильма Мостры, поставленных режиссерами-женщинами: конкурсный Женщины без мужчин Ширин Нейшат и внеконкурсный Зеленые дни Ханы Махмальбаф. Зеленые дни - очень прямолинейная, нарочито некрасиво снятая на "цифру" околодокументальная лента младшей представительницы стремительно политизирующегося киноклана Махмальбафов. Главная героиня фильма, двадцатилетняя жительница Тегерана по имени Ава пытается найти выход из депрессии, источником которой она считает недавние события в политической жизни Ирана, когда за спорными выборами президента последовали манифестации протеста, жестоко подавленные новыми властями. Ава молода, импульсивна и уже в самом начале ленты потребовала у психолога срочной аудиенции, угрожая самоубийством. Глядя на неё, трудно заставить себя серьезно относиться к картине - видишь только то, как старательно юношеский максимализм выпячивает себя на фоне драматических событий.
Вот характерный эпизод фильма: в поиске средства избавления от внутренней дезориентации Ава пытается поймать бывшего президента на набитом предвыборной толпой стадионе, чтобы сказать ему: "Здравствуйте, Хатами! Меня зовут Ава! Хочу Вас спросить. Что Вы сделали с моими мечтами? Где нам теперь искать наше счастье?" Долго репетирует атаку, взволнованно рыская по внутренностям стадиона, но в итоге поговорить с экспрезидентом ей просто не удаётся. И все остальное в том же духе: наивно и очень по-детски. Для пущего эффекта Ава перемежается реальными роликами, сделанными безвестными участниками разгоняемых демонстраций с помощью мобильных телефонов. Наиболее ударные кадры с "мобильников" разбавляют Аву по несколько раз. Это похоже на искусство? Совсем нет - это даже не политическая агитка, просто у ребенка (режиссер - ровесница главной героини) благодаря именитому папе есть возможность играть во взрослые игры. А папа, неоклассик иранского кино Мохсен Махмальбаф, публично выступает в Европе против нового иранского режима, так что и моральная и деятельная помощь ему очень кстати.
Намного интереснее выглядит представленный в главной конкурсной программе игровой дебют иранки Ширин Нейшат, которая уже прославилась на Венецианской биеннале, но в другом её "рукаве" - с работами в видеоарте и фотографии. Женщины без мужчин - экранизация одноименной книги иранской писательницы Шахрнуш Парсипур, которая рассказывает о пяти женщинах, которые на фоне спонсируемой Британией реставрации власти шаха пытаются обрести свободу, каждая - от своих персональных оков, но для всех оковы олицетворяют мужчины. В фильме количество заглавных женщин сокращено до четырех. Одна из них умирает в самом начале картины, но до самого конца принимает участие в политической деятельности местных коммунистов; остальные, изначально незнакомые друг с другом, волею судеб оказываются вместе в доме, стоящем в волшебном фруктовом саду. Вопреки названию, мужчина там есть, но это безобидный садовник, который и не помышляет вернуть оковы обретшим и обретающим внутреннюю свободу иранкам. Сад - оазис не только ботанический, но и эмоциональный. Тем не менее, желающие поставить зарвавшихся женщин на место, конечно же, придут и сюда. Истории двух героинь из "Женщин без мужчин" Нейшат уже представляла поклонникам современного искусства в прошлом году как видеоарт. Собранная в полнометражное целое картина получилась однозначно любопытной, но с затиркой стыков в полной мере справиться всё же не удалось. Как и следовало ожидать от непрофессионала, подход Нейшат к построению кадра далек от общепринятого кинематографического. Каждая мизансцена выверена и малоподвижна, как классический натюрморт. К разным по смыслу сценам применены разные цветовые решения. Например, в эпизодах с демонстрациями и нелегальной политической деятельностью цвет приглушен, как на поблекших от старости лет фотографиях. В саду всё наоборот - он очень яркий и контрастный. Сам сад иллюстрирует любые внутренние перемены и переживания женщин. Он может быть пугающим, и черные ветви сгущаются над головой героини, лишая кадр света, а может быть успокаивающим, и в лучах солнца на изумрудной траве распускаются бумажные цветы. Изобразительная сторона фильма полна интересных находок и вне метафорического сада.
По рассказам самой постановщицы, книга Парсипур - иранский вариант литературного магического реализма, политический акцент в ней не выходит на первый план. Но в фильме Нейшат концентрируется на политике, много сил положено на критику консервативных последователей ислама. Такая примесь в исправно реализованном магическом реализме органично восприниматься не может, на это обстоятельство накладывается и очевидное отсутствие опыта работы с драматургией.
Книга-первоисточник запрещена в Иране, а сама Нейшат - не самая желательная персона для современных иранских властей, даже Тегеран 1953 года пришлось воссоздать в маррокканской Касабланке. А какой была бы картина, если бы книга была разрешена, Ширин Нейшат могла свободно посещать родину, а Иран не ушел опять в сторону усиления консервативных настроений?
Лично мне больше нравится иранское кино, которое снимается в Иране, под гнетом реакционных законов и убеждений. В этом кино нет обнаженной натуры, насилия и критики властей, но оно подозрительно часто получается хорошим - когда у художника нет возможности впрямую ругаться на актуальные проблемы, он либо невольно концентрируется на вечном, либо ищет пути отразить актуальное через вечное. И результат получается соответствующий, ближе к вечному. А вот недюжинный труд Нейшат рискует потерять актуальность, как только политический ветер подует в другую сторону.
Совсем другую крайность представляет собой один из самых ожидаемых "конкурсантов" - фильм Кухня души Фатиха Акина. Акин впервые с комедийного Солнца ацтеков пригласил сниматься "озвездевшего" Морица Бляйбтроя, и этот актер с хронически несерьезным лицом ознаменовал для режиссера возвращение к жанру легкой и необязательной мелодраматической комедии. Удивительно, но Акин, всегда выставлявший напоказ свои турецкие корни, в Кухне души заставляет полностью забыть о своем происхождении. Главные герои фильма - проблемные братья-греки, которые держат проблемный ресторан, а актер Бироль Юнель, превратившийся после Головой о стену в пошловатую икону турецкой брутальности, играет здесь проблемного повара-цыгана. Про Турцию - ни слова; Акин-патриот выпустил побегать Акина-мальчишку.Фильм вполне себе симпатичный, в нем есть любовь, вера, несколько образцов неповторимого христианского всепрощения, а также целый ворох шуток на тему протокольной бюргерской сущности. Но ждать от Кухни души победы на Венецианском фестивале - всё равно что рассчитывать на победу шарманщика в состязании симфонических оркестров.
До конца фестиваля, который подведет свои итоги 12-го сентября, публике будут показаны еще несколько картин, способных вмешаться в борьбу за Золотого Льва. Это и второй фильм-сюрприз конкурса, которым оказался фильм Лола Брилланте Мендозы, и дебюты Тома Форда и Ахмеда Махера (Одинокий мужчина и Путешественник соответственно), и фантастическая притча Жако ван Дормаэля Мистер Никто, и итальянский триллер Двойные часы с Ксенией Раппопорт в качестве примы, как её щедро величают итальянцы. Следите за развитием событий на страницах "Синематеки"!
|
|
|
Версия для печати
