Антон Сазонов
Профессиональный фигурист Андрей Грязев ворвался в мир кино одним прыжком. Антону Сазонову стихийно талантливый режиссер рассказал о том, какое место в его жизни занимают фигурное катание и кино, как он находит героев для своих фильмов и что собирается делать дальше.
Читать далее
|
|
|
|
|
28 мая 2009
Ян Левченко
 Больше всего написано о картинах 1932 года – это признанная вершина в работе тандема. Шанхайский Экспресс также считается лучшим фильмом Штернберга по визуальному решению. Отдельного рассмотрения заслуживают и самые надрывные, нервные фильмы середины 1930-х, обозначившие кризис в отношениях режиссера и его героини. Кровавая императрица – картина, способная если не возмутить, то привычно озадачить русского зрителя, которому не впервой наслаждаться образом России в американских лентах. Здесь Марлен Дитрих играет немецкую принцессу, за которую сватается наследник россйского престола. По прибытии в дикую заснеженную страну она обнаруживает, что жених ее пускает слюни, кругом цветет порочное регентство, по дворцу разгуливают косматые мужики в башлыках, по Петербургу горят костры, а на площадях колесуют и четвертуют неугодных – правда, так до конца и не понятно, кто отдает приказы. Это призрачная и угрожающая Россия, не стремящаяся свериться с оригиналом. В этом образе есть определенная нарциссическая самопародия, придающая фильму бездну мрачного обаяния. А уж Марлен Дитрих в бурке и ментике, что твоя кавалерист-девица Надежда Дурова, только красивее, восседает в разнузданной позе на плечах у казаков с меховой оторочкой и ничего, кроме чувства счастья и бесконечной красоты, после себя не оставляет.
Такой же болезненной привлекательностью отличается и Кончита Перес из фильма Дьявол – это женщина. Атмосфера испанского карнавала начала прошлого века, снятого с нарочитой условностью, только подчеркивает нереальность происходящего. Всем, что происходит на экране, Штернберг с помощью сценариста Джона Дос Пассоса пытается доказать тщетность и обреченность мужской любви и обличить женское коварство. Дон Паскуаль Костелар – влюбленный солдафон, влипший к компанию телеграфиста Желткова из "Гранатового браслета" Куприна и лейтенанта Глана из "Пана" Гамсуна. Он безнадежно волочится за прекрасной, и весьма сметливой девицей, которая ловко использует его слабости, тянет из него деньги, изводит пустыми обещаниями и неизменно упархивает из-под самого носа. Об этом дон Костелар исповедуется своему приятелю – революционеру-республиканцу с говорящим именем Альфонсо, который в лучших водевильных традициях отправляется к ветреной искусительнице, чтобы проучить ее. Нет сомнений, что он делает это лишь потому, что уже успел влюбиться в нее и готов бросить к ее ногам свою борьбу за светлое будущее. В финале Штернберг неожиданно позволяет Кончите проявить свои лучшие качества – она впервые отказывается от своих дьявольских козней, пожалев так и не состоявшуюся жертву. Режиссер не скрывает иронии в адрес пылких и слабых мужчин, делая выбор в пользу сильной, пусть даже капризной и непредсказуемой женщины.
Правительство Испании восприняло фильм Дьявол – это женщина крайне враждебно, сочтя его клеветой на испанский образ жизни. Компанию "Парамаунт" вынудили изъять картину из проката. Более того, был разорван контракт и с самим режиссером – боссы студии решили перестраховаться, не желая ссориться с непредсказуемыми европейскими диктаторами. Штернберга зовет к себе руководство "Коламбии", для которой он снимает довольно бледную экранизацию Преступления и наказания (Crime and Punishment, 1936). Одновременно ведущим режиссером "Парамаунта" становится другой немец, на этот раз – уже настоящий эмигрант Эрнст Любич. Такая конкуренция беспокоит новых хозяев Штернберга, они требуют от него активизации усилий. В результате фильм Я - Клавдий (Claudius, 1937) остается незавершенным – Штернберг нервничает и требует творческой свободы и лишь усложняет отношения со студией. Вскоре расторгается и этот контракт. Штернберга зовут возглавить кинопроизводство в Австриию. Он всерьез думает над этим предложением, но аншлюс, который, на его счастье, успевает провернуть Германия, спасет его от возможности сгинуть в концлагере с нашитой на робу желтой звездой. В Америке его продолжают приглашать крупные студии – накануне Второй мировой войны выходят Сержант Мэдден (Sergeant Madden, 1939), в самом ее начале - Шанхайский жест (The Shanghai Gesture, 1941). Успеха эти картины не имеют. Если честно, больше ни один фильм Штернберга не имел успеха. Он женится, разводится, женится опять. Много болеет, но живет безбедно. Иногда даже что-то снимает. У режиссеров нарождающегося авторского кино его имя пользуется непререкаемым авторитетом – Николас Рэй был счастлив снимать с ним в 1952 году совместный проект Макао. Кстати, Штернберг испытывал необъяснимую любовь к восточным мотивам. Марокко – Шанхай (упоминается дважды) – Макао. Ветер дальних странствий заставлял устремлять затуманенный взгляд в сторону колоний. Для еврея из Австрии, нашедшего хорошую буржуазную работу в США, это было так романтично! Правда, одна дьявольская женщина разбила ему жизнь, но он об этом никогда не жалел. Изобразительная чуткость Штернберга ставит его в один ряд с Фрицем Лангом и Сергеем Эйзенштейном. Но он предпочел инвестировать в биографию одной-единственной звезды. Ему было темно с другими.
4 страницы
 1 2 3 4
|
|
|
|
Версия для печати
