Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
13 мая 2009
Ян Левченко
 Каких-то тридцать лет назад он был первым "плохим парнем" на деревне американского кино. Есть легенда, что Кейтелю пригодился опыт работы стенографистом в суде – сотни малосимпатичных ребят сиживало с ним в одном помещении. Однако и безо всякого суда потомок польских и румынских евреев, родившийся в Бруклине, служивший в Ливане и не сильно тосковавший по искусству, знал о жизни предостаточно. Кейтель пришел в кино, когда ему было уже 27, и на первые эпизоды отпрашивался с работы в обувной лавке. В 1968-м он сыграл большую роль в дебютной ленте Мартина Скорсезе "Я звоню первым", где впервые опробовал амплуа "бруклинского итальянца". В 1970-е Злые улицы и Таксист вывели его в ранг "альтернативных" звезд и прочно прикрепили бирку персональной команды Скорсезе. Увлекшись итальянским акцентом, Кейтель много снимался в Европе, что только усилило его репутацию вдумчивого экспериментатора. До последнего десятилетия он был актером исключительно авторского кино – парадигмы, которая, несмотря на буйное цветение Каннской программы, понемногу заканчивается. Более того, Кейтель был и остается своеобразным талисманом начинающих режиссеров: первые большие успехи Ридли Скотта и Квентина Тарантино сделаны с его участием. То, как мистер Белый общается с мистером Рыжим в Бешеных псах, – это тема для обширного исследования по психолингвистике, теории коммуникации и философии комического. А "Синематека" предлагает свою пятерку лучших ролей Кейтеля, в которой для справедливости не распределяются места…
Злые улицы
США, 1973
Реж. Мартин Скорсезе
 Без порывистого итальянца, беззаветно преданного ансамблю "Роллинг Стоунз", не было бы актера Харви Кейтеля. Его начинающий мафиози Чарли часто глядится в зеркало – уж не актер ли пытается разглядеть там свое дарование? По сюжету его герой только и знает, что разрываться между влиятельным дядей, предпочитающего говорить о делах на родном языке, и сомнительными друзьями – пропащим Малышом Джонни (в блистательном исполнении Роберта Де Ниро) и его эпилептической кузиной Терезой (никакая старлетка и будущий продюсер Эми Робинсон). С ней у Чарли вовсе роман, о чем, слава создателю, дядя не очень в курсе. Вместе с наркодилером Тони молодые люди проводят время самым перспективным образом: "крышуют" одних, отстегивают другим, выколачивают деньги из первых встречных, режутся в карты, посещают казино, пьют и дебоширят. Вдобавок Чарли отличается изрядной набожностью, регулярно наведывается в храм и рассуждает, как бы на его месте поступил Франциск Ассизский. Главное достоинство Кейтеля в этой картине – даже не молодость, а неиспорченность. Он выглядит моложе своих лет, взгляд у него пытливый и открытый. Напряженная надбровная дуга еще не обозначилась. Глаза почти не щурятся, отчего во взгляде меньше иронии. Пластически он больше напоминает актера европейского и даже русского. Невысокий, умеренно мускулистый, всем телом дающий понять, что комедию никто ломать не будет. Апелляция к душе еще в новинку. Сэмюэла Фуллера лучше знают в Европе. Американское кино только вступает в авторскую фазу, когда такие типажи станут востребованными – сначала у Джона Кассаветиса, позднее у Джима Джармуша…
Смерть в прямом эфире
Франция, ФРГ, 1980
Реж.: Бертран Тавернье
 Многие считают эту картину частью более обширного проекта Тавернье, посвященного взаимоотношениям индивидуума и власти. Тем не менее, именно она вызвала наиболее широкий резонанс. Название фильма переводится у нас и как Прямой репортаж о смерти, и даже как Преступный репортаж (скорее всего, чтобы зрителя приманить). Зритель, которого надо приманивать, вряд ли оценит эти старания. Картина – типично европейская, не без интеллигентского пижонства. Никаких вводных мотивировок, зритель погружается в разгар действия и восстанавливает по контексту недостающие звенья. Ритм слабый, с трудом предсказуемый. Многое специально и очень изящно не договаривается. Звучит сложная для восприятия музыка композитора Антуана Дюамеля. В общем, не подарок. Для Кейтеля – ровно то, что нужно. Роль журналиста Роди – доказательство актерской состоятельности, проба себя с чистого листа, без волочащихся следом ролей гангстеров из Нью-Йорка. Хотя Роди, конечно, тоже противоречивая фигура. Дело в том, что у него вместо глаз – телекамеры, которыми он должен следить за последними днями жизни умирающей дамы – литературного редактора в исполнении загадочной Роми Шнайдер. По прозорливому мнению авторов, в недалеком будущем смерть превратится в шоу, которое будут транслировать по всем каналам. Медийные компании будут бороться за право соглядатайства, обманом засылая к больным людям таких вот "усовершенствованных" молодцов. Нельзя не отметить трагическую точность этого прогноза. Но беда Роди в том, что он – человек, способный любить по-настоящему. Именно поэтому он пытается ослепить себя в знак протеста против публичной спекуляции смертью. Вышедшего из-под контроля киборга жестоко наказывают, но моральная победа остается, конечно, за ним.
Бешеные псы
США, 1991
Реж.Квентин Тарантино
 Умолчать об этом невозможно. Мистер Белый – лучший из всех бандитов в черных костюмах и белых рубашках, что населяют этот безрассудный, неправильный и очень теплый дебют Квентина Тарантино, насмотревшегося всякого в своем видеопрокате. "Мне нужно, чтобы ты успокоился. Так, ты спокоен?" Одной этой фразы достаточно, чтобы сложиться пополам и не разгибаться до финальных титров. Или во время беспримерной гонки с истекающим кровью Рыжим: "Ты должен держаться. Ты выкарабкаешься. Врач скоро будет. Это я тебе говорю". В этих протокольных высказываниях – квинтэссенция языкового кретинизма, который многие по наивности принимают за черту американского национального (!) характера. Между тем, это традиция черного юмора, завезенного в Америку из Британии и во многом эксплуатирующего неосознанность языкового употребления. Мы говорим, не понимая и не задумываясь. В этих "серых зонах" и скапливается ресурс комического – когда мы внезапно начинаем смеяться над фразой: "Так, и что у нас тут?" Кейтель не единолично превратил фильм Тарантино в шедевр, но без его неподражаемой ухмылки, сощуренных глаз и бесовской доверительности все могло бы упереться в обыкновенное жонглирование штампами категории Б. Актерское мастерство Кейтеля подтягивает и Тима Рота, и Стива Бушеми, и даже остекленевшего Майкла Мэдсена. К слову, его придурок и садист мистер Блондин – едва ли не вторая по адекватности работа на картине. А про эстетство 45-го калибра, цитатный бриколаж из всего нуара сразу и постмодернистскую атрофию корректности писали уже столько, что лучше помолчать…
Дым
США, 1995
Реж. Уэйн Уонг
 Выходец из Гонконга Уэйн Уонг – последовательный нонконформист. Причем почище Джармуша, в последние годы дающего гламурную слабину. В середине 1990-х Уонг на пару с драматургом Полом Остером сделали подряд две культовых картины – Дым и С унынием в лице. Первая из них оказалась настоящим бенефисом Кейтеля, в отличие от Пианино, которое так часто называют. В Дыму предметы и люди приобретают новые причудливые очертания. Дым – материализация души. Для Кейтеля этот материал стал своеобразным тестом на зрелость. После кривой усмешки Тарантино требовалось нечто серьезное и задумчивое – специально для восстановления равновесия. В Дыму Кейтель – владелец табачной лавки, вокруг которой так или иначе топчется действие пяти новелл. Огги – сквозной персонаж, герой-нитка, которым прострочен будто бы приблизительный сценарий. Он – удивительный человек, более чем за 10 лет сделавший 4000 фотографий угла 3-ей и 7-ой улицы в Нью-Йорке. "Конечно, это не самое лучшее место на земле. Есть места и получше. Но для меня это центр всего мира". Оби считает это безумие своим проектом, делом жизни. Характерно, что смысл этой многолетней акции так и не доходит до сознания профессионального писателя Пола, которому Оби как-то решается показать результаты своего труда. Гуманитарий, получающий деньги за свой умственный труд, мыслит куда более шаблонно, стандартно, обывательски. В проекте Оби есть концепция – это, ни много, ни мало, переживание времени. Снимки одного и того же места позволяют воочию увидеть одновременно неизменность и вариативность. "Посмотри, все люди – разные. Где-то вообще нет людей. Где-то конец недели, где-то начало. Место одно, но фотографии – совсем разные". Кейтелю очень идет эта уютнейшая роль в его карьере. Нет сомнений, что она принесла ему громадное удовольствие.
Мнения сторон
Германия, Франция, Великобритания, 2001
Реж. Иштван Сабо
 Один из возможных путей самореализации европейского режиссера в американской по духу киноиндустрии – стать гротескным американцем, усилить общие места, на которых строится восприятие Америки во всем мире. Венгр Сабо, снискавший мировую славу такими картинами, как Доверие, Мефисто и Хануссен, в начале нулевых сделал интереснейший образец сознательно выпрямленного, упрощенного по рыночным лекалам исследования психологии нацизма. Харви Кейтель сыграл тут в определенном смысле пороговую роль. Он начал стареть и все больше походить на актера Михаила Глузского. Военная форма американского майора и пружинная молодцеватость, пахнущая резким офицерским одеколоном, лишь подчеркнула возраст. Более ходульной и одновременно более репрезентативной роли у Кейтеля, пожалуй, нет. Он играет майора Арнольда, которому поручено осудить немецкого дирижера Вильгельма Фюртвенглера как нацистского преступника. Дело происходит в разрушенном и старательно нарисованном Берлине, американца окружает благодарный немецкий народ, строптивый дирижер не хочет признавать своей вины, русские уговаривают его отпустить (он им нравится!), принципиальный американец против любых форм тоталитаризма и поэтому отказывается, и так далее в том же духе. Русского генерала играет Олег Табаков, сносно озвучивший себя по-английски. Дирижера – Стеллан Скарсгард. Помощника американца, еврея с немецкими корнями – Мориц Бляйбтрой. Словом, теплый звездный круг из разных стран. Смотреть иногда невыносимо, но делать это нужно. Хотя бы из соображений общей терапии. Кейтель сверлит Скарсгарда взглядом истинного демократа, вешает на него всех собак и удостаивается от своей секретарши сопоставления с гестаповцем. Тем не менее, сбить его на человечность не удается. Гибкостью он тоже не отличается – будущий ястреб из Пентагона, как он есть. Цепной пес американской военщины. Смех и грех. Но Кейтель, дай ему Бог, все равно чудо как хорош. И даже местами ироничен. И такое бывает.
|
|
|
Версия для печати
