Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
|
20 ноября 2008
Ян Левченко
 На рубеже 1950-х и 1960-х годов Баталов – среди главных актеров своего поколения. Он воплощает на экране образы внешне обыкновенных молодых людей с богатой внутренней жизнью. Кого бы ни приходилось играть Баталову, – сознательных рабочих, оттепельных интеллигентов, даже персонажей Чехова, – очевидна пронзительная, яркая апелляция к современности. Сейчас нет сомнений, что это был собирательный портрет нового героя, человека обновляющегося. Так ли это? Я спрашиваю у Алексея Владимировича, не чужой ли это взгляд. Может, это – поздняя трактовка?
"Тогда очень чувствовалось, насколько важны эти роли. Девять дней одного года – важнейшая картина Михаила Ильича Ромма. Он прекрасно понимал, что делает, каков риск, каков масштаб этого поступка. Тогдашние сатрапы от искусства, стоявшие на страже идеологии, не давали хода картине. Считалось, что столь интимная и драматичная история о человеческих отношениях отвлечет молодежь от главного. Все получилось с точностью до наоборот. Фильм вызвал споры именно о главном – о человеке и его отношении к долгу. Власть боялась этого этического заострения. Михаил Ильич показывал мне пометку на экземпляре литературного сценария: "Запрещено к публикации на территории СССР". В дальнем углу одного из ящиков письменного стола Ромм хранил записку о фильме, адресованную самому себе: "Не показывай ни жене, ни близким". Он сам очень мучился, не решался. Боялся, как всякий живой человек. Говорил, что трудно начинать жизнь заново в такие годы. Хотя он был на двадцать лет моложе меня сейчас. Так что герои Девяти дней… были с самого начала настоящими героями своего времени".
За несколько лет до физика Гусева актер Баталов, уже вкусивший славы в качестве актера Хейфица и только снявшийся в судьбоносной роли у Калатозова, получает в Ленинграде диплом режиссера игрового кино. Его первой картиной стала Шинель по Гоголю. К тому моменту Баталов уже сыграл в Матери Марка Донского роль Павла Власова, то есть прошел то же испытание материалом, что и его знаменитый дядя, звезда советского немого кино. Шинель в таких обстоятельствах кажется неслучайной вдвойне, это еще один подчеркнутый реверанс киноискусству 1920-х. А именно, ленинградской мастерской ФЭКС, в 1926 году поставившей непревзойденную экранизацию "Шинели" по сценарию Юрия Тынянова.
"Приход в режиссуру, как и в кино вообще, связан у меня с Ленинградом. Мне посчастливилось близко общаться с Андреем Москвиным, Сергеем Урусевским. По сути дела они научили меня смотреть и понимать кино. Я страшно увлекся, и это превозмогло желание служить во МХАТе, хотя такая возможность была. Мое возвращение в Москву затянулось. Я начал учиться в Ленинграде режиссуре. И Шинель 1960 года была моей дипломной работой. Чем меня привлекла эта профессия? Дело в том, что это чисто творческая работа. Как ни странно, более творческая, чем актерская".
Даже если актера связывают с режиссером отношения любви и доверия, они все равно означают, что один человек выполняет волю другого. Баталову было интересно сделать все самому от начала и до конца. К концу 1950-х за плечами Баталова была первая этапная роль – не только для его собственной карьеры, но и для мирового кинематографа. Летят журавли произвели ошеломительный эффект, который только усиливался советским происхождением картины. Еще не вполне оправившись от темной эпохи и увенчавшего ее "малокартинья", огромная сумрачная страна вдруг выдает фильм, преумножающий традиции легендарной классики 1920-х годов. В личности Калатозова буквально воплощалась остро необходимая в тот момент связь времен – ресурс самоуважения и возрождения.
"Я хорошо представлял себе, как бы я сам выполнил задание режиссера, я ведь и сам актер. С другой стороны, у меня начало вырабатываться общее понимание постановочной задачи. Своего рода двойное зрение. В те времена я много работал на радио – и как чтец, и как режиссер, и как сценарист. Это был и заработок, и способ приложения творческих сил. Опыт этих радиопостановок очень мне пригодился".Сейчас этот своеобразный вид медиа почти забыт. Радиопостановка, разложенный по ролям спектакль служил промежуточной и в то же время очень продуктивной формой подачи литературно-драматического материала. Наличие звукового ряда и значимое отсутствие ряда зрительного равно отличало такой спектакль от чтения и зрелища. Ему было присуще свое оригинальное воображение. Современную аудиокнигу можно считать упрощенной версией радиопостановки. Но именно упрощенной – увы, она не передает постановочного напряжения радиоспектакля.
Два первых десятилетия актерской карьеры остались для Баталова лучшим, самым плодотворным временем. Его типаж оказался несколько в стороне в 1970-е с их болезненно-мятущимися, ломкими и сомневающимися героями. И лишь роль слегка надуманного, чуть-чуть подретушированного рабочего Георгия Ивановича, уместная в контексте экспортной саги "Москва слезам не верит", вернула Баталову былую славу. Витрина советского успеха оказалась востребована и на внутреннем рынке. Но к этому времени Алексей Владимирович уже работает во ВГИКе. И это занимает его все больше и больше. Взлетев на вершину профессионального мастерства, Баталов делает последнее логичное переключение – с головой уходит в преподавание. Это долгий горизонтальный путь. В профессорском измерении – другие темпы и другие задачи.
"Я всегда учил и сейчас стараюсь делать это так, как меня самого учили в школе-студии МХАТ. Как бы ни менялся облик времени, какой бы стороной оно к нам ни поворачивалось, существует русская традиция актерской игры. Это сложно назвать школой. Пожалуй, свести ее к набору формальных положений будет нелегко. Это именно традиция. Человек, который ей принадлежит, не играет, как, скажем, в commedia dell'arte, хотя это тоже очень почтенная традиция. Он не представляет, не изображает, не передает. Он живет и выковыривает из себя все, что так или иначе может быть связано с персонажем. Он обеспечивает собой этот характер. Это его жизнь, понимаете?"
Хочется надеяться, что понимаем. Очень хочется.
2 страницы
 1 2
|
|
|
|
Версия для печати
