Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
11 ноября 2008
Ян Левченко
 Клер сотрудничает с изданиями высочайшей репутации, в том числе – с богато иллюстрированным бюллетенем "Театр и Комедия", дорогим изданием, чья редакция располагается на Елисейских полях. Случай сводит его с режиссером Жаком де Баронселли. Случаем, точнее, служит старший брат Клера Анри Шометт – выдающийся энтузиаст авангарда, автор фильмов Пять минут чистого кино и Игра световых отражений и скоростей, сделанных в 1925 году под влиянием Механического балета Фернана Леже. Когда-то Баронселли тоже начинал по типичной для французов схеме (сначала журналистика, потом – кино). Он приглашает Клера ассистентом на площадку фильмов Полуденный звон, Легенда сестры Беатрис и Нэн. Быстро схватывая практические аспекты ремесла, в 1923 году Клер заручается поддержкой мэтра и пытается поставить свой первый сценарий по мотивам жития Женевьевы Брабантской. Не исключено, что на средневековую легенду о чудесном спасении женщины, напрасно обвиненной в супружеской неверности, Клера натолкнуло увлечение Прустом. В романе "По направлению к Свану", первой части эпопеи "В поисках утраченного времени", он описывает, какое впечатление на него произвела в детстве эта история, обработанная для "волшебного фонаря" – прямого предшественника кинематографа! Сюжет, однако, не был реализован. Баронселли знакомит Клера с молодым продюсером Анри Диаманом-Берже, который берется работать над следующим проектом начинающего постановщика. Так был снят фильм Париж уснул по повести "Волшебный луч", которая будет издана уже после фильма и уже исключительно в связи с ним (Клер, конечно, не единоличный изобретатель жанра киноповести, но все же). Фильм способен удивить до сих пор. Фантастика, гротеск, эксцентрика, моторный, чисто телесный комизм, явная параллель с комедией масок и социальная сатира – все сложилось в мощный провокационный ансамбль. Съемки ферм Эйфелевой башни предвосхитили индустриальный восторг конструктивизма в лице Вальтера Рутманна и Дзиги Вертова во второй половине 1920-х. Продюсер отважился выпустить картину лишь через год, когда стало ясно, что даже самые обескураживающие эксперименты вызывают у публики неподдельный интерес.
В начале 1924 года Эрик Сати и Франсис Пикабиа ставят дадаистский балет "Представление отменяется" (Relache). Они приглашают Клера, чтобы тот придумал, как занять публику в антракте. Всем приблизительно понятно, что речь идет об эксперименте с кино в театральном пространстве. Никому толком не понятно, как именно это нужно делать. Незадолго до этого в Советской России 25-летний режиссер рабочего театра Пролеткульта Сергей Эйзенштейн ставит эксцентрический спектакль "Мудрец" по пьесе классика Островского и включает в постановку короткий метр Дневник Глумова, то есть отменяет единство действия и материала. Для Клера, как и для Эйзенштейна, чисто служебный фильм сыграет судьбоносную роль. Здесь многое оказалось впервые. И попытка чисто образными средствами передать если не содержание (его наличие кажется проблематичным), то настроение. И ассоциативная связь фрагментов. И музыка, специально написанная к фильму Эриком Сати. И участие в главных ролях скандально известных художников – "парижского американца" Ман Рэя и Марселя Дюшана, в 1917 году надолго приструнившего эстетствующую Европу инсталляцией в виде писсуара с подписью "Источник". "…Танцовщицы, снятые снизу, сквозь прозрачное стекло. Надуваются резиновые шары, на которых нарисованы лица и надписи. Похороны: в катафалк запряжен верблюд". Так выглядел текст сценария, с которого началась эра бурной популяризации сюрреализма, закончившаяся Андалузским псом и памятным рассечением яичного белка в роли женского глаза. Клер очутился у истоков направления и отчасти растерялся. Его авангард ненарочит и лишен снобизма. Демократизм условного искусства пока в новинку. Никто не знает, как это сделано, и что об этом говорить. В первую очередь, сам Клер, который только учится снимать кино и оценивает собственные произведения как пробы и подступы. Ему хочется снимать, соединяя визуальное совершенство немецкого экспрессионизма и каммершпиля с трогательной сентиментальностью "личных историй" из-за океана (камерный Гриффит, в еще большей степени – Чаплин и Китон). Всю мощь своей интуиции и несомненного визуального дарования Клер направляет… в русло лирической комедии. Его интересует "маленький человек" в многообразии своих эмоциональных состояний, и в этом смысле попытки реабилитировать "низкий" жанр не могут вызывать сочувствия. Показательно, что в свете последующей творческой биографии поздние интерпретаторы расценивали Антракт как не столько заявление адепта, сколько пародийное осмеяние фанатичных авангардистов. Велик соблазн именно так трактовать оторванный от всего остального творчества ранний период Клера-режиссера. Призрак Мулен-Ружа и Воображаемое путешествие (оба 1925) не имеют, на первый взгляд, никаких связей с Антрактом. Но визуальная составляющая, несмотря на перенос акцента, остается для Клера сильнейшей мотивировкой фильма. В простеньких "жизненных" сюжетах Клера последовательно и с совершенно другого ракурса реализуется авангардистская утопия "доступного" искусства. Тонкость и мастерство "картинки" приучает потребителя незатейливых историй к весьма изысканному вкусу, прививает зрительскому глазу чувствительность и разборчивость. То, что имя Клера в 1920-е годы произносится в одном ряду с Эйзенштейном, Пабстом и Штрогеймом, совсем не случайно. Вплоть до прихода звука в кино именно Клер, наряду с Абелем Гансом, стоящим несколько особняком, отвечает за развитый монтажный язык во французском кино. Вторую половину десятилетия режиссер трудится на крупной студии "Альбатрос", куда его зазывает Жак Фейдер – известный постановщик традиционных экранизаций, считавший себя знатоком народного вкуса. Чутье его не обмануло – в 1928 году Клер поставил доступную и цепкую картину Соломенная шляпка, с которой началась и продолжается до сих пор мода на мелкобуржуазную эстетику "прекрасной эпохи" с ее слегка гротескными костюмами, изогнутыми фонарями и моноклями в глазу.
|
|
|
Версия для печати
