Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
|
23 июня 2008
Язык
 Во время моей первой встречи с Им Квон Тэком я была поражена его речью. Он не казался красноречивым, говорил только самое важное, часто медлил с ответом, объяснялся скорее ассоциативными, чем грамматически выстроенными фразами, но его речь была всегда очень любезна. Поразительным образом он сохранил свой диалект, на котором говорят, в основном, в провинции Чолла-Намдо, хотя уже пятьдесят лет он жил в Сеуле. Это тем более удивительно, что корейцы – из какой бы провинции они ни происходили – чаще всего стараются ориентироваться на столичный выговор Сеула, чтобы их не высмеяли как провинциалов. Говорить на диалекте юго-запада страны вовсе не было шиком, это приносило больше осложнений, чем преимуществ. На телевидении, например, этому диалекту бессовестно подражали, если нужно было представить провинциала как примитивного человека или вызвать бездумный смех. Диктаторские режимы реагировали на этот диалект особенно истерически. Объясняется это тем, что в данном регионе традиционно господствовало очень сильное демократическое движение. Столица провинции, Кванчжу (Кванджу), славилась как гнездо мятежей и символ сопротивления военной диктатуре. Конечно, не случайно, что все три военных диктатора происходили не из Чолла-Намдо, а из юго-восточного региона страны. Политическое отношение к языку изменилось только в 1989 году, когда президентом Кореи был избран Ким Дэ Юн, который вырос в Мокпхо, недалеко от Кванчжу. Ирония судьбы заключалась в том, что этот преследуемый диалект превратился в салонный, и насмешки над ним стали политически некорректными. Вспоминается Сопхёнчже, шедевр Им Квон Тэка: этот фильм дал толчок популяризации диалекта провинции Чолла-Намдо.
Сопхёнчже считается одним из лучших произведений Им Квон Тэка. Фильм повествует о веками ценимом искусстве пения баллад пхансори, в основе которых лежит этот диалект. Сопхёнчже - экранизация новеллы Ли Чхон Чжуна, одного из близких друзей режиссера, говорящего на том же диалекте. В 1993, в кризисное время корейского кино, фильм Сопхёнчже неожиданно завоевал кассовый успех, его посмотрел почти миллион зрителей. Благодаря ему, почти забытое искусство пхансори приобрело внезапную популярность. Семь лет спустя Им Квон Тэк поставил еще один шедевр того же толка – Повесть о Чхунхян. Он оживил одну из популярнейших любовных историй XVIII века, действие которой происходило в той же провинции. В ее осовремененной версии повествовательность сочетается с ритмом пхансори, причем живой, полный юмора и нюансов диалект опоэтизирован и поднимается до искусства утонченной речи и пения. Счастлив тот, кто способен понять выразительную силу этого языка! Последняя часть кинотрилогии, основанной на искусстве этого диалекта, - Штрихи огня. Здесь речь идет о придворном художнике XIX века, который впадает в немилость из-за того, что его непривычная живопись восстает против окостеневших норм "благородного общества". Фильм не просто прекрасен по своему словесному стилю – он занимает особо важное место в творчестве режиссера, так как тот явно идентифицирует себя с главным героем. Ни в каком другом произведении Им Квон Тэк так страстно не соотносил свое творчество с культурным наследием родины.
Родина
Родная провинция Им Квон Тэка еще во времена феодализма слыла бунтарской. Это было напрямую связано с географическими особенностями местности. Равнинные поля создают идеальные условия для выращивания риса, благодаря чему большие поместья развивались здесь лучше, чем где бы то ни было. Пропасть между богатыми помещиками и бедными мелкими фермерами много раз приводила к социальным конфликтам. Не случайно отсюда развивались крестьянские восстания (известные под названием "Движение Тонхак"), которые в конце XIX века потрясали всю страну. Во время японской оккупации область играла важнейшую роль в Сопротивлении. А в 1980-е эта традиция возродилась в борьбе против военной диктатуры.
В 1947 году область стала эпицентром худших столкновений времен холодной войны. Здесь происходили чудовищные убийства, лавина которых еще более возросла во время Корейской войны 1950-1953 гг. В семье Им Квон Тэка были интеллектуалы, симпатизировавшие социалистическим идеям. Политические дискуссии происходили там ежедневно. Отец будущего режиссера против воли деда примкнул к левому движению. Некоторое время он был очень активен политически, но вынужден был уйти в подполье, когда ужесточились полицейские репрессии. Между тем полиция арестовала его беременную жену и так пытала ее, что случился выкидыш. Когда Им Квон Тэк навестил в больнице свою мать, над ее кроватью он увидел щиток с надписью "Жена революционера". Наконец, под давлением деда, отец сдался полиции. Однако в это время он был уже очень болен. Отец умер в 1965, в возрасте пятидесяти двух лет. Мучительные переживания абсурдной, жестокой войны внутри страны получили воплощение в трех фильмах, снятых между 1979 и 1994. В ретроспективе представлены два из них – Погоня за смертью и Горы Тхэбэк.
В 1950 Им Квон Тэк должен был поменять школу из-за политического прошлого отца. Часто он пропускал занятия: приходилось заботиться о матери, у которой проявилась склонность к самоубийству. В 18 лет он покинул родные места, чтобы обеспечивать семью, и работал в Пусане за скудную плату разнорабочим, пока не соприкоснулся – благодаря одному старому знакомому – с кинобизнесом. Его работа в кино началась в Сеуле, где он был "мальчиком на побегушках" у режиссера Чон Чан Ва, специалиста по жанру action.
Дебютный фильм Прощание с рекой Думан был сделан в 1962. В течение 60 молодой режиссер снимал множество исторических драм и "экшн" в основном, фильмы о войне. Он овладел профессией, но еще не вполне стал собой...
Но вот в 1978 появилось Родословие. А в 1981 Мандала, показанная на Берлинском кинофестивале, привлекла внимание к режиссеру из Кореи по имени Им Квон Тэк.
Религия
Я как-то спросила Им Квон Тэка, к какой конфессии он принадлежит, на что он ответил, что не ограничивает себя никакой религией. Во всяком случае, его семья в течение многих поколений придерживалась конфуцианских традиций. Но зададимся вопросом: почему он так продуктивно разрабатывает религиозные темы. Корейские кинематографисты создали множество фильмов с религиозной тематикой, однако по тематической разносторонности Им Квон Тэку нет равных. Он говорит: "Я вырос в окружении многих различных религий. Школьниками мы обязаны были отправляться в паломничество к японским синтоистским святилищам, но одновременно я с друзьями находил возможность посещать буддийские храмы. И, хотя дома меня воспитывали по конфуцианским правилам, жил я в деревнях, где не прерывалась традиция шаманистских ритуалов. Тем не менее, я не из тех, кто может отнести себя к какой-то религии".
Им Квон Тэку удалось мастерски воплотить на экране все религии, практикуемые ныне в Корее. Во многих его фильмах возникают темы шаманизма, буддизма, христианства, конфуцианства и просветительского движения Тонхак. При этом режиссер не затрагивает "посмертную жизнь" в религиозном смысле. Отсутствие проекции на потусторонний рай, Нирвану или нечто подобное является типичным признаком кинематографической Вселенной Им Квон Тэка. Вместо этого герои его фильмов вступают на длительный, болезненный, иногда смертельно опасный путь, который, в конце концов, должен привести их к людям, к обществу и к самим себе. На этом пути религия - всего лишь средство. Цель пути – стать человеком. Таким образом, Им Квон Тэка можно по праву назвать подлинным гуманистом. Один из подобных фильмов, Мандала
, уже причислен к мировой киноклассике. В другом, Дочь пламени, Им Квон Тэк рассказывает очень актуальную историю о столкновении народных верований шаманизма и усвоенного Кореей с Запада христианства.
|
|
|
Версия для печати
