Ксения Ксенкова: Один из самых ожидаемых сейчас российских авторских фильмов – Фауст Александра Сокурова. В чем состоит его замысел?
Юрий Арабов: Фауст – это картина о разрыве современного человека с метафизикой. Мы говорим, что современный человек не верит в Бога. Но хотя бы в черта он может поверить? Я сейчас немного искажаю слова Воланда из "Мастера и Маргариты", сказанные Берлиозу.
Фауст – картина о том, что современный человек – человек секулярного общества, человек цивилизации – вообще разрывает связи с метафизикой как таковой. Он не верит ни в Бога, ни в черта, и функции черта переносятся на самого человека. Естественно, это не абсолютная идея: если я скажу, что мы сейчас в мире выполняем функцию черта, то это будет слишком радикальное высказывание – и оно, конечно, может быть оспорено. Но если рассматривать
Фауста в контексте, то он завершает ту линию, которая проходила через большой кинороман, сделанный нами до этого, через картины
Молох,
Телец и
Солнце – о трех людях, двигавших, как им казалось, историю.
Откуда это идет? Об этом, конечно, нужно спрашивать
Александра Сокурова. У него сложные отношения с метафизикой и сложные отношения с Богом. У нас была картина
Мать и сын, там в диалогах появилась одна фраза, которой не было в сценарии – "Что ты смотришь наверх? Там ничего нет". У Александра Николаевича мировоззрение, как мне кажется, отчасти схоже с мировоззрением
Стэнли Кубрика: молчащий Бог, и мир, созданный некой силой, враждебной гуманизму. Помните черный обелиск в фильме
2001 год: Космическая одиссея? Это абсолютно чуждая сила, которая двигает цивилизацию по пути безумия, смерти и убийства. Тема безумия – сквозная тема картин Кубрика. У Саши несколько иное, но он художник, который очень сильно чувствует богооставленность. И считает, что за зло отвечают люди – а не некое демоническое сверхчеловеческое начало. О сверхчеловеческом он рассуждать не хочет. Но поскольку выбран Фауст, и поскольку сценарий делал я, то эта исходная позиция режиссера прошла через мой опыт и воплотилась в картине не прямолинейно. Мы старались делать искусство, а не лозунг. И сюжет фильма, конечно же, сложнее того, что я сейчас говорю.
