
Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
Ян Левченко
Судьба прямостоящего человека (80 лет со дня рождения Олега Борисова)
8 ноября 2009, 16-22
Олег Иванович Борисов
 Великий русский актер Олег Борисов сделался собой незаметно. Его участие в комедии За двумя зайцами не имеет ничего общего с главными ролями его жизни от Проверки на дорогах до Луна-Парка. Борисов шел непростой дорогой чуткого человека – слушал шум времени, ждал от него взаимности. Его экранный образ укрупнился в 1970-е и совпал с эпохой в 1980-е. До этого Борисов, хоть и активно снимавшийся, оставался человеком театра, начинал в Киеве, потом ярко и широко играл у Георгия Товстоногова, резко ушел к молодому Льву Додину, чтобы сделать беспримерный спектакль "Кроткая" (1981). Переезд в Москву совпал с этапными ролями в кино; на столичных подмостках уже не было сделано ничего сопоставимого с ленинградскими триумфами. Вспоминают роль императора Павла в Театре Советской Армии, через запятую перечисляют проекты театра "Антреприза Олега Борисова".
Кино захватило его, начиная с фильма Крах инженера Гарина (1973). Не самая совершенная режиссура спряталась там за главного актера с его обманчиво хрупким телом. Борисов показал себя еще в Проверке на дорогах (1971), но картину почти никто не видел до 1985 года. В этом нет ничего символичного, обычная травля Алексея Германа, планомерно бесившего советских людей от управдома до инструктора обкома. Интересно, что после этого Борисов долго будет оставаться актером без "своего" режиссера, пока в 1980-е годы его атомные ресурсы не пригодятся Вадиму Абдрашитову. Не старым, но пожившим, уставшим и экзистенциально надломленным войдет герой Борисова в историю отечественного кино. Его трагически-сонная маска, брови домиком, треугольные глаза, обманчиво безжизненный голос и взгляд, как занавешенное зеркало, станут символом перехода от самого короткого советского десятилетия к эпохе нереализованных шансов. Борисов умел создавать чувство стесненности в груди, возгонял неясную тревогу, персонифицировал трансформацию, переход из одного состояния в другое, в который с готовностью погрузилось общество, разморенное застоем. Интересно, что Борисов так и не стал стариком. И дело не в биологическом возрасте. По-настоящему заявив о себе лишь после сорока, он до самой своей ранней смерти оставался мужчиной без возраста, но с ежедневным риском инфаркта. В силу несгибаемости и твердости, контрастирующей с тщедушной фигурой.
Читать далее

|
|