В 1929 году бывшие ученики Кулешова по экспериментальной актерской студии, а на тот момент состоявшиеся молодые кинематографисты Всеволод Пудовкин, Виктор Фогель и Сергей Комаров предпослали благодарственное предисловие к книге учителя "Искусство кино. Мой опыт". Не стесняясь чрезмерного пафоса, они кратко резюмировали положение вещей: "На его плечах мы вошли в открытое море. Мы делаем фильмы. Кулешов сделал кинематографию".
Ирония заключается в том, что человек, с которым связывают рождение советского кино, начал работать до революции ассистентом главного "декадентского" режиссера Евгения Бауэра, никогда не скрывал своего дворянского происхождения и был женат на дворянке Александре Хохловой – дочери знаменитого врача Сергея Боткина и внучке бизнесмена и коллекционера Павла Третьякова. Несмотря на традиционно искалеченную биографию "советского художника", Кулешов, как и многие его коллеги по цеху, избежал ареста в годы сталинских чисток. В отличие от литературы и театра, кино было на особом счету. С его неблагонадежными, слишком талантливыми представителями власть расправлялась особо изощренным способом – отлучала от работы, поносила в прессе, унижала публично и приватно, то есть загоняла в гроб едва ли не управляемыми инфарктами. Но физически уничтожать представителей "важнейшего из искусств" – ни в коем случае, они были нужны живые и ручные. Если их никак не заставить снимать "правильное" кино, пусть копаются в редактуре, профессуре и прочих интеллигентских промыслах. Как Дзига Вертов, засунутый ассенизировать чужую хронику и не снявший после 1937 года ни одной картины. Как Александр Довженко, благодаривший товарища Сталина за помощь в устранении творческих ошибок в картине Аэроград. Как Сергей Эйзенштейн, имевший неосторожность вернуться из Мексики и подвергавшийся почти гротескному поношению вплоть до августейшего приказа снимать Александра Невского. Как Кулешов, снявший в 1933 году свою последнюю "серьезную" картину Великий утешитель и на четверть века отдавшийся преподаванию во ВГИКе.
Читать далее
