В чем тогда отличие ваших фильмов от других, также рисующих жизнь обычных людей?

На самом деле ваш вопрос состоит в следующем: почему то, что претендует быть высказыванием о реальных людях, в действительности не достигает подлинности? Мой ответ будет таков – режиссеры не стремятся к тому, что я назвал документальными свойствами; другими словами, они устраивают перед камерой нечто, чего они не знают по-настоящему, в чем нет реальности. Этот мир не трехмерен; он не смог бы продолжать жить, если бы там не было камеры.

К тому же, они не понимают этот мир; они не знают, каковы на самом деле эти люди; они не спросили их, откуда те пришли, что ели на завтрак и т.д. Я могу сказать, что делаю – я очень, очень тщательно работаю; со слова "начали" актеры вовлекаются в создание мира, который на самом деле существует, – вне зависимости от того, направлена на него камера или нет. Наибольшая часть того, что мы делаем в период пяти-шестимесячных репетиций, так и не попадает в объектив. Но зато мы действительно знаем, кто эти люди. Мы знаем о них все, что можно знать социально, экономически, и каждую деталь их жизни. Именно это наполняет события смыслом. И начинает получаться то, ради чего, на мой взгляд, все это и затевалось, то есть, грубо говоря, воспроизведение реального мира, создание чего-то на него похожего.

И хотя дело не только в этом, но работая таким образом, принимая решения о том, как снимать и что именно я хочу сказать, я познаю мир. На самом деле я потратил много времени, усилий, прошел через трудные поиски, чтобы понять, с чем мы имеем дело. Подозреваю, что в конце концов все сводится именно к этому. Если посмотреть любой великий фильм – например, "Забытых" Бунюэля, в котором речь идет об уличных детях, или любую семейную драму Одзу, – не возникает никаких сомнений в том, что эти ребята знали, что снимают. Они знали мир, они знали культуру, они знали людей. Тот, иной стиль, о котором вы говорите, складывается тогда, когда люди делают фильмы в культурно и профессионально инфантильной, наивной, самонадеянной манере.

Похоже, что вы пытаетесь ухватить реальность, в которую действительно верите, в отличие от режиссеров – нередко американских – которые хотят снимать кино про обычных людей, но рисуют их мир таким, каким, как им кажется, он должен быть.

А вопрос на самом деле таков: откуда берутся эти представления о мире, каковым, по их мнению, он должен быть, – то есть о мире идеализированном? Вот если взять, к примеру, споры об "Обнаженном". Безусловно, утверждения о том, что это женоненавистнический фильм, просто смешны и не достойны внимания. Такого рода критика проистекает из представлений о "политической корректности" в худшем смысле. Это наивные идеи о том, какими мы должны быть, – в нереалистичном и одновременно нездорово сверхнравственном смысле.

Фильм Обнаженный очень отличается от таких картин, как Тайны и ложь, Сладости жизни и даже Большие надежды. Герои трех этих фильмов могли бы, кажется, даже жить по соседству.

Можно посмотреть на это иначе; можно сказать, что все мои фильмы, за исключением Обнаженного, это фильмы о семье, но я бы не согласился с этим, потому что мне кажется, что о семье повествуют вообще все мои фильмы – включая Обнаженного. Тот факт, что там нет семьи как таковой, не отменяет того, что там есть люди, нуждающиеся в ней, постоянно говорящие о семье и постоянно отдаляющиеся от своих корней. Фильм обо всем этом. Так что в каком-то смысле явное отличие этого фильма от других не является таким уж отличием. Можно, например, взять трех мужских персонажей из этих картин, сравнить их и обнаружить удивительное сходство. Совершенно очевидно, что Сирил из Больших надежд, Джонни из Обнаженного и фотограф Моррис из фильма Тайны и ложь очень похожи друг на друга и это к тому же персонажи, с которыми я в какой-то степени идентифицирую себя. Все они ребята со страстной мыслью об идеальном мире и о том, как мы все должны жить. Первый из них, в Больших надеждах, инертен, потому что разочаровался в своей идее и не знает, что делать. Второй парень настолько зол на всех и вся, на неудачи, что оборачивает эту злость на себя самого. Третий из них справляется с этим совершенно иначе, он продолжает смотреть на мир настолько позитивно, насколько возможно. Но все эти вещи связаны между собой.

И все-таки в Обнаженном исследуется "безнравственность", через персонажа разрушительного, но одновременно привлекательного – даже харизматичного.

Да, в этом фильме был элемент совершенной порочности. Это фильм в том числе и о безнравственности. Кто хочет снимать фильмы о добродетели? Есть люди, которые стремятся стать как можно лучше, а я хотел рассмотреть противоположный случай, не менее важный. Мне кажется, что в Обнаженном, и вообще в моих картинах, можно увидеть то, чего нельзя увидеть в большинстве других фильмов. В 1940-1950-е, когда я был ребенком, я постоянно ходил в кино – в основном на голливудские и британские ленты, других мы не видели, – и думал: "Разве не было бы здорово, если бы люди в фильмах были такими, каковы они на самом деле?"

Это необычно, потому что большинство людей ходят в кино, чтобы уйти от реальности.

Я считаю, что люди неправильно, глупо относятся к эскапизму, развлекательности и т.д. Принято говорить: "О, ну мы же в развлекательном бизнесе". Извините, но я тоже в развлекательном бизнесе и мне не стыдно в этом признаться. Если какой-то из моих фильмов нельзя назвать развлекательным, я приму это как свою неудачу. Моя цель состоит в том, чтобы развлекать, в буквальном смысле. Но люди забывают, что значит это слово. Оно значит – заставлять зрителя оставаться на месте, удерживать его в кресле. Меня приводит в бешенство манера смотреть кино, принятая в Штатах, – там никто не может спокойно усидеть в течение двух минут. Все ходят туда-сюда, как чертовы обезьяны в клетке, едят и разговаривают. Они не могут сосредоточиться – потому что эти фильмы в большинстве своем скучны.